Когда Ганнибал привел Питера к себе домой, нашим героем тут же занялась Одри. Она дала ему аспирин, который он запил прохладительными напитками, и искупала в бассейне, не погружая в воду, естественно, изувеченного лица. Затем последовал спокойный роскошный обед, и к концу его, попивая кофе на веранде, Питер почти полностью пришел в норму. Вскоре Ганнибал, оставив молодежь, умчался в город по каким-то делам.
— Не знаю, как ты себя чувствуешь после всего этого, да еще с такой раной, но я за последние дни так устала, что не могу нормально мыслить, — сказала Одри. — Как вспомню, какой тихой, мирной жизнью мы жили, пока не открыли Долину пересмешников,и какая суматоха у нас с тех пор.
— Я тоже совершенно выбит из колеи, — хмуро сказал Питер. — Я даже задумываюсь, стоило ли вообще открывать эту треклятую долину.
— Ну что ты, Питер! Как ты можешь так говорить?
— Не знаю! А собственно, что она дала хорошего? На улицах — толпы угрюмых вояк, блуждающих, как мартовские коты, и устраивающих друг с другом драки — из-за забастовки в заведении Мамаши Кэри. Церкви пустуют. Гинкасы и фангуасы готовы перегрызть друг другу глотки. Кинги и Ганнибал не находят себе места. Остров наводнили ужасные люди вроде Брюстера и эти странные любители животных. Действительно, было райское, тихое местечко: ну зачем мы его взбаламутили?
— Да что за вздор ты несешь! — возмутилась Одри. — Фангуасы рады, что вновь обрели свое божество. Видел бы ты доктора Феллугону, когда я рассказала ему о целой роще омбу! Бедняжка, он ударился в слезы и со всех ног кинулся к Стелле рассказать ей об этом, да так, что я не поспевала за ним! Нет, с моей точки зрения, открытие принесло куда больше хорошего, чем дурного!
— Да, похоже, ты права, — сказал Питер. — Хотелось бы только найти выход из тупика, в котором мы очутились.
— Единственная причина, почему мы оказались в этом тупике, заключается в том, что бедняжка Кинги не упускает ни одной возможности, дабы проявить свой демократизм, — сказала Одри. — Ему ведь ничего не стоило надавить на особое совещание по вопросу о плотине, но он всегда стремится отыскать наиболее мягкий способ решения любой проблемы.
— Боюсь, после сегодняшней утренней встречи он уже почти исчерпал возможности найти такой способ, — хмуро сказал Питер.
Тут к нему неслышным шагом подошел Могила:
— Пожалста, сахиб, масса Флокс, пришел масса Друм.
— А, Друм! — вскричал Питер. — Как раз вовремя! Пригласи его сюда!
— Да, сахиб, — ответил Могила.
Друм бочком вошел на веранду, сверкнув своей желтозубой улыбкой. На нем была та же самая одежда, в которой Питер видел его в последний раз, и было ясно, что он несколько дней не мылся и не брился. Большой ящик для коллекций, который он нес на своем тщедушном плече, совершенно перекосил его детскую фигурку.
— Профессор Друм, — сказал Питер со всей сердечностью, на какую был способен по отношению к этому неопрятному человечку, — а мы вас так ждали! Его Величество и мистер Олифант горят желанием побеседовать с вами.
Друм сделал неуклюжий поклон.
— А! — сказал он. — Значит, я им понадобился-таки? Что ж! Люди везде одинаковы — в поисках решений обращаются к науке как к последнему средству, хотя заботятся о ней в последнюю очередь. А должны обращаться к ней как к путеводителю!
— Присядьте-ка с дороги да выпейте… Чего вам? Ах да, лимонного сока, — вспомнил Питер. — Ганнибал будет здесь через десять минут.
— Да, лимонный сок освежил бы, — сказал Друм, усаживаясь в кресло, сплетая свои волосатые ноги и ставя себе на колени ящик с коллекциями, обхватывая его руками, словно только что родившегося, хрупкого, младенца.
— Ура! Смилостивились сильные мира сего! Снизошли-таки до простого человека! — изрек профессор,жадно и шумно посасывая лимонный сок.
— Я что-то недопонял вас, профессор, — сказал Питер.
Друм поднял свой длинный заскорузлый палец:
— Мой милый Флокс! Ты забыл, сколько раз я просил аудиенции у Кинги или Олифанта? Много-много раз! А сколько раз они избегали меня, делали вид, что меня нет? Но мы, люди науки, хоть и отвержены массами, но не считаем это оскорблением. Нет! Мы, ясно мыслящие ученые, прекрасно отдаем себе отчет в том, что миром правят бездари! Поверишь ли, Флокс, но вряд ли во всем мире найдется хоть один политик, для которого биология — не пустой звук. Многие даже не представляют себе, как функционируют их собственные почки, не говоря уже о чем-то более хитроумном! При слове «эколог» они думают, что это иностранец из какой-то загадочной страны! Биология сводится для них к плотским утехам, которым они обучаются еще за школьной партой! Нужно ли удивляться, мистер Флокс, что последние, к кому наши владыки обращаются за советом, — это мы, авторитетные ученые! Вот только когда ситуация окончательно запутывается, они прибегают к нам со слезами, умоляя помочь, как ребенок к папаше со сломанной игрушкой, умоляя починить!
— Да, вы во многом правы, — заметил Питер. Честно говоря, в принципе он был полностью согласен с Друмом, но признать это было трудно, уж больно неприятным человеком был ученый.