Птица скорби

Мама вспомнила про банк и пособие, лишь когда появилась миссис Мвиинга, а когда та ушла, мама сказала, что дом слишком большой и нам придётся переехать. В каком-то смысле она была права. Раньше гостиная была заставлена пусть старой, но мебелью, а в спальне стоял шкаф с вещами. Но теперь по дому гулял ветер и везде мне мерещился папа. Стоило закрыть глаза, и я видела, как он сидит в своём любимом кресле перед телевизором, слушает вечерние новости, а потом рассказывает нам сказку.

Мы переехали в тот же самый вечер. Бана Муленга одолжила маме денег, попросив вернуть их сразу же, как мы устроимся на новом месте. Свернув банкноты в трубочку, мама засунула их в бюстгалтер. Нам хватило часа на сборы, и все вещи легко уместились в фургончике Баши Муленги, ещё и нам самим места хватило. Бана Муленга решила нас проводить, устроившись рядом с мужем. Нам предстояло переехать в район Матеро.

Свернув с основной трассы, машина тряслась по разбитой местной дороге с вывороченными кусками асфальта, похожими на уродливые муравейники. В конце улицы показался большой двор с четырьмя домиками, и мама объяснила, что наш – дальний.

Пока мы разгружали вещи и заносили их внутрь, народ с интересом рассматривал нас и обсуждал вслух новых жильцов. Мне понадобилось срочно забежать в туалет. Выгребная яма кишела личинками: в тусклом свете лампы они казались синими, а не белыми, и это было мерзко, потому что для меня синий цвет являлся цветом неба. Где-то плакал младенец, с тихим кудахтаньем по двору бродили куры, в одном из домов грохотала музыка, и повсюду царила беспорядочная атмосфера базара. Баши Муленга ждал в машине, не выключая мотора, а Бана Муленга пошла поглядеть на наш домик, который оказался очень тесным.

– Ну, вот мы и дома, – сказала наконец мама. Я огляделась. Под ногами скрипел щелястый пол, и в комнату легко заползали сонмы муравьёв. Грубые стены, низкий потолок. Мама попыталась навести уют, прикнопив к стенам кое-какие картинки, подмела пол и начала разбирать вещи. Скоро домик заполнился запахом нашей одежды, сделавшись почти родным. Спали мы на полу, расстелив старый матрас, – спасибо Бана Муленге, которая об этом позаботилась.

Хозяином дома был Деррик Мвапе, высокий грузный мужчина с пухлыми тёмно-алыми губами и карими глазами под тяжёлыми веками. Сквозь окна его кухни без стёкол и занавесок можно было увидеть небольшую настенную полочку, уставленную контейнерами с разноцветными пилюлями, которыми он часто закидывался, запивая их пивом. После этого губы его растягивались в блаженной улыбке, обнажая ряд мелких гнилых зубов, словно облепленных мухами. Жены у него не было, но был сын, тоже Деррик. Этот Деррик был даже старше меня, но именно он стал закадычным другом Али. По утрам мальчики исчезали в неизвестном направлении, возвращаясь ближе к ночи. Дом Дерриков был самым большим, располагался ближе всех к дороге, и по ночам туда захаживали женщины, уходя ранним утром, когда я начинала подметать двор. Деррик-старший был мне неприятен, так как чем-то походил на Бо Хамфри.

Меня перевели в другую школу, где я подружилась с Кили, полное имя – Кристин. Кили была плотно сбитой, небольшого роста, с выразительными тёмными глазами и тоненьким голоском. Ей бы ещё расти и расти, как другие девочки, но Кили почему-то не росла. Она была говорливой и много смеялась, даже несмотря на неприятности. После школы вместе с мамой она торговала древесным углём на базаре, и под ногти её вечно забивалась чёрная пыль. Я всегда могла прийти к их торговой точке, и Кили отсыпала мне некондицию для растопки печи.

Мама наша не завела себе подружек в Матеро, но была со всеми одинаково вежлива, и соседки делились с нами сахаром, помидорами, кукурузной мукой. Но потом им надоела эта благотворительность, и нам приходилось довольствоваться ншимой. Несколько раз к нам наведывалась Бана Муленга, привозила еду. Она всё время уговаривала маму стать торговкой.

– Ты можешь заняться салаулой[66], например, – говорила она, всё время переводя разговор на одну и ту же тему. В Лусаке действительно многие женщины торговали подержанными товарами.

– И что же мне продавать? – сердилась мама. – Уж не снять ли с детей последнюю одежду? – С грустным смешком она кивала в нашу сторону.

– Ну хорошо, пусть не салаула, пусть что-то другое. Ты можешь выращивать помидоры. Их всегда хорошо раскупают.

– Ну да, – рассеянно бормотала мама, уставившись куда-то вдаль.

– Или вообще любые овощи, они же быстро растут. – Мама упрямо молчала. – Послушай, Эмили, я не могу постоянно гоняться к тебе, мне надо и о своей семье подумать. – Испугавшись собственной бестактности, Бана Муленга прикусила язык. Вытерев руки о читенге, мама резко развернулась и зашла в дом, хлопнув дверью. Бана Муленга со вздохом посмотрела ей вслед, а потом уехала и больше не вернулась.