Птица скорби

А потом Тате умер. Ради приличия миссис Мвиинга пришла не сразу, а через пару месяцев, но маме всё равно пришлось выкручиваться. Она пообещала расплатиться на следующий день, но слова не сдержала, и так продолжалось до середины апреля, когда занятия в школе уже закончились.

Помню, как я играла во дворе с Муленгой, и тут к нам врывается миссис Мвиинга и начинает метать громы и молнии. Мама вышла к ней как ни в чём не бывало, даже бровью не повела, – но я-то видела, как она опять раскорябала кожу вокруг ногтей, что бывало с ней в минуты крайнего волнения.

– Я скоро заплачу, – сказала мама.

– Нет уж, Бана Чимука, – заявляет миссис Мвиинга, тыкая в маму пальцем. – Сегодня – крайний срок. Хватит с меня ваших отговорок. Я и так уж проявила ангельское терпение, но у меня внуки, между прочим, их надо кормить, а этот дом – единственное, что мне досталось от сына.

– Я вам очень благодарна за ваше терпение, – смущённо сказала мама. – Знаете, я как раз на той неделе ходила в банк, справлялась насчёт компенсации за смерть мужа. – Мама нервно оттянула ворот блузки, обнажив острые ключицы. Кожа под ногтем её большого пальца кровила. – В банке сказали, что деньги будут сегодня, и я как раз собиралась туда. Айи[60], Чимука?

Я растерялась.

– Точно, так и есть! – громко вмешался Али, пиная свой извечный футбольный мяч.

– Так что я отлучусь в банк, а потом сразу же поеду к вам, – продолжила мама, убаюканная собственным враньём. Окинув её презрительным взглядом и пригрозив врезать другой замок, если долг не будет выплачен немедленно, хозяйка удалилась.

Бана Муленга, что слушала этот разговор из-за забора, молча всплеснула руками и вернулась к себе в дом.

Я точно знала, что мама врёт. Я ходила с ней в банк несколько раз, и никто нам ничего не обещал.

– Мадам, пособие ещё не пришло. Мы вас обязательно уведомим, если что, – отвечала работница банка, не отрывая глаз от компьютера. – Следующий, пожалуйста! – К стойке, наступая нам на ноги, протискивался следующий проситель.

Поначалу мама предваряла свои походы в банк истовой молитвой, но поскольку всё время возвращалась с пустыми руками, то стала относиться к этой истории с прохладцей.

Наш последний поход в банк был самым ужасным. Во-первых, перед дверьми выстроилась длинная очередь, которая превратилась в небольшой митинг вдов и родственников людей, работавших на государство. Это были медсёстры, учителя, военные и просто служащие. Все наперебой жаловались, что государство бросило их на произвол судьбы и что они расхлёбывают кашу, которую заварило предыдущее поколение.

– Да мне этот Куанда[61] никогда и не нравился, – заявил какой-то мужчина.

Кто-то согласно кивал, но иные сердито глазели на говорящего.

– Ну да, зато твой отец его поддерживал, а мы теперь мучаемся, – заявил второй мужчина.

Мы стояли в сторонке. Куфе на закорках у мамы уже начал проявлять нетерпение, как вдруг откуда ни возьмись нарисовалась тётушка Грейс. Я было решила, что это мама договорилась с ней о встрече (ведь многие приходили сюда семьями), поэтому подошла поздороваться. Но та, проигнорировав меня, ткнула указующим перстом в маму:

– Хау! Ну разве я была не права! Конечно, ты его угробила! – Тётушка сразу же стала центром внимания: встала под деревом и начала вещать на фоне оживлённой Каирской дороги[62]. Народ навострил уши и придвинулся ближе.

– Ну что, даже траур не выдержала, прибежала за его денежками? А то, что у него ещё родственники есть, об этом ты подумала? Ты хоть об этом подумала, когда сживала его со свету? – Тётушка обхватила рукой подбородок и нахмурилась. Орать-то она орала, но глаза её оставались пустыми. – Слыхала я, что ты ходишь сюда с первого же дня после похорон, мне одна знакомая сказала.

К нам потянулась толпа зевак, а тётушка продолжала разглагольствовать, переходя на крик:

– Что ты за вдова такая? Иди домой и оплакивай мужа!

Мама нервно поправила накидку на голове и начала расковыривать кожу вокруг ногтей – на большом пальце показались капельки крови.

– Но как же так, муламу?[63] Вы же всё у меня забрали. Чем я буду кормить ваших детей? – спросила наконец мама.

– Наших детей? Наших? Скорми им тело моего брата! – прошипела тётушка. – Изумлённо выдохнув, толпа повернулась к маме, а тётушка повалилась на землю и начала лить крокодиловы слёзы.

– Пошли скорее, – сказала мама и потащила нас к раздвижным дверям банка.

Получив очередной отказ, мы отправились домой. Сосущий под ложечкой голод только подстёгивал мой гнев на тётушку Грейс. Я злилась на маму за её неумение дать отпор и на папу тоже – за то, что он умер, оставив нас на произвол судьбы. Я представляла себе, как тётушка Грейс, получив в банке толстую пачку квач[64], отправляется в «Тонтос»[65], где покупает навынос красно-жёлтую картонку с жареным картофелем и ломтиками курятины.