Птица-слава

- Давай во фланг!.. - как в настоящем бою, раздаются над лугом команды.

Как ни бился, всё же попался гусь. Схватили его солдаты. Глаза разгорелись, рты приоткрылись, слюна течёт.

На лугу оказались солдаты разных частей. Были французы, были пруссаки, итальянцы, и даже из дальних кустов примчался житель вольного города Гамбурга.

Возник у добытчиков спор.

- Гусь наш, - говорят французы.

- Гусь наш! - кричат пруссаки.

- Гусь наш! - шумят итальянцы.

- Гусь мой! - вопит житель Гамбурга. - Я первым его схватил.

Сцепились солдаты. Ругань стоит над лугом:

- Прусское рыло!

- Итальянская швабра!

- Эй, француз, лягушку живую съешь!

Приехал на шум генерал. Прикрикнул, навёл порядок.

- В чём дело?

Мнутся солдаты.

- В чём дело? - повторил генерал.

- Гусь... - отвечают солдаты.

Смотрят, а где же гусь?.. Нет, не видно, не слышно нигде пернатого. Лишь перо, как память о нём, в руках у одного из солдат осталось.

Пока шумели, ругались солдаты, гусь юрк между ног и к речке быстрее ходу. С лапы на лапу, с лапы на лапу, с берега в воду поспешно прыг. Отплыл, залез в камыши. Лишь глазом оттуда удивлённо посматривает. Видать, и впрямь любопытный гусь.

МЕШОК С ДЕНЬГАМИ

Богатый мужик Дормидонт Проскуров стал торговать с французами.

У других крестьян французы ни за какие деньги ничего не достанут. Лучше сожгут крестьяне, лучше в реке утопят, лучше в лес волкам отнесут лишь бы не французам.

А Дормидонт Проскуров - пожалуйста!

Видит он, что французы на деньги нескупы. Чего упускать момент, не трижды живём на свете.

Продал Проскуров

зерно,

сено,

корову,

козу,

распродал гусей и кур.

Мешок специальный завёл. Деньги в мешок собирает.

Рассуждает: чего бы ещё продать?

Вспомнил он о соленьях. Продаёт огурцы и капусту, грибов небольшой остаток.

Небывалый у Дормидонта Проскурова торг.

- А репу возьмёте?

- Возьмём.

- А морковь?

- Возьмём и морковь, - отвечают французы.

Разбухает мешок с деньгами. Даже жмых Дормидонт перегнивший продал.

Наконец Проскуров продал последнее. В общем, ни с чем остался.

"Бог с ним, - решает. - Денег мешок. Я теперь на всю округу самый богатый. Раз в десять больше всего накуплю".

Был Дормидонт продавцом, стал теперь покупателем. Отправился вёрст за двадцать в не занятое французами село на базар. Ходит что гоголь.

Тут посмотрит, там приценится, и это и то пощупает.

Облюбовал

тёлку,

корову,

коня,

второго коня.

Ну и пригонит домой богатства!..

Вот и сошёлся в цене. Начинает считать кредитки:

- Раз, два, три...

- Э, да ты подожди, постой... Они же фальшивые!

- Что! - заревел Проскуров. - Какие фальшивые? Они же французами плачены!..

Стал собираться народ. Стали смотреть кредитки. Так и есть, все, как одна, фальшивые.

А дело в том, что, отправляясь в Россию, Наполеон приказал напечатать фальшивых денег. Оттого-то французы и щедры.

Взвыл Дормидонт Проскуров. И туда, и сюда, к одному и к другому... Да только никто на фальшивые деньги продавать ему ничего не согласен.

Вернулся домой он черней чернозёма. Есть хочется - никто не даёт. Худеет страдалец бедный.

Наконец какой-то озорной мужичонка нашёлся:

- Хочешь краюху хлеба?

- Давай!!!

- Только тащи свой мешок с деньгами.

Поскулил, поскулил Дормидонт, отдал мешок: есть хочется. "О господи, это за краюху-то и все-то мои богатства!"

Сожгли крестьяне фальшивые деньги.

Прошёл день.

Снова Проскурову кушать хочется. Никто не даёт. Никто не здоровается. Не желают знать крестьяне предателя.

Как же он жил?

Да так вот и жил. Пока совсем не отощал и не помер.

Жалко? Нисколько.

ДЕЛИКАТНОСТЬ

Многие дворяне при подходе французов бросали свои имения и уезжали.

Однако были такие, которые и оставались. Не уехала и княгиня Затонская.

- Французы меня не тронут, - заявила княгиня. - Я во французском духе воспитана. Я романы на их языке читаю. Французы - сама деликатность.

Махнул старый князь рукой:

- Ну, как знаешь.

Взял и уехал.

Осталась одна княгиня да девка при ней, Парашка.

Пришли французы под Вязьму. Какой-то отряд вступил и в имение князей Затонских.

Явились солдаты в дом выбирать ночлег для своего командира.

Прошли они длинным рядом различных комнат, облюбовали одну с окном к восходу.

Комната небольшая, зато уютная. Кровать белым как снег застелена. Запахи ароматные. Столик, духи на столике.

- Как раз нашему офицеру.

Подошли княгиня и девка Парашка.

- Это комната моя, - объясняет княгиня.

- Это комната её сиятельства, - уточняет Парашка.

"Какое, ещё сиятельство!" - смотрят на женщин солдаты.

- Это комната для нашего офицера, - говорят они грозно.

А в это время офицер вошёл в дом. Услышал он разговор о комнате, подошёл, поклонился княгине.

- Пардон, - произнёс, - мадам. Виконт де Ланжерон, - представился. Поцеловал княгинину ручку. - Убирайтесь! - крикнул солдатам. Шаркнул ногой перед девкой Парашкой. - Пардон, мамзель...

Просияла княгиня. Предлагает она офицеру остаться, выбрать любую из комнат.

- Хотите ту, что с балконом, или нет, лучше ту, что в китайском стиле.

- Господину офицеру лучше бы княжеский кабинет, - предлагает девка Парашка. - Там ружья висят и сабли.

- Не смею, - отвечает виконт, - нарушать ваш покой. Время военное, пересплю по-солдатски.