Птица в клетке. Письма 1872–1883 годов

ты получил мое письмо, где я описал, как во время работы в моей голове возникла идея о том, чтобы рисовать фигуры из народа и для народа. Мне показалось, было бы неплохо, если бы отдельные личности объединились для этого – не ради продаж, а во имя благотворительности и из чувства долга. С тех пор как я тебе написал, я, разумеется, не задавался вопросом: «Кто сделает то-то и то-то?», а думал: «Что я могу для этого сделать?», потому что ответить на первый вопрос не в моей власти, но последний вполне мне по плечу.

Но я могу сказать тебе одно: пока я рисовал то, что может подойти для этого, во мне еще больше укрепилась уверенность, что такое предприятие станет чем-то полезным, при этом не будет никакой необходимости копировать другие издания для простого люда, – наоборот, подобные журналы, как, например, «British workman»[137], могут подсказать how to do it и how not to do it. Не знаю, известны ли тебе роман Диккенса «Крошка Доррит» и его персонаж Дойс – типичный пример человека, следующего принципу «how to do it».

Даже если тебе незнаком этот великолепный книжный образ трудящегося человека, то ты сможешь понять характер этого парня по одной этой цитате: когда у него не выходило задуманное, он сталкивался с безразличием или с еще более ужасными явлениями и не мог сделать ни шага, то он просто говорил: «This misfortune alters nothing – the thing is just as true now (after the failure) as it was then (before the failure)»[138].

И, оказавшись на материке, он вновь занялся тем, что ему не удалось осуществить в Англии, и преуспел в этом.

Я хочу сказать вот что: рисовать образы рабочих из народа и для народа, распространять это в качестве народного издания, непременно видеть в этом affaire de devoir & de charité[139] – понимаешь, сама идея такова, что, даже если она неосуществима сейчас или в одночасье, ее все же следует отнести к таким, о которых говорят: «The thing is as true today as it was yesterday and will be as true tomorrow»[140]. Итак, это нечто, над чем уже можно спокойно начинать работать, развивая его, нечто, по поводу чего не стоит впадать в отчаяние, сомневаясь в успехе, – при условии, что мы не будем прилагать меньше усилий и падать духом.

Про себя я подумал, что моя задача очевидна: как можно более усердно заниматься рисованием. Поэтому с тех пор, как я написал прошлое письмо на эту тему, у меня появилось несколько новых работ.

В первую очередь это «Сеятель»: высокий пожилой мужчина, длинный мрачный силуэт на темном фоне.

Вдалеке – одинокая лачуга с поросшей мхом крышей и полоска неба с жаворонком. Этот человек чем-то напоминает петуха: гладко выбритое лицо, нос и подбородок – довольно острые, маленький глаз, впалый рот. Сапоги на длинных ногах.

Далее – второй «Сеятель», в светло-коричневой бумазейной куртке и брюках: таким образом, фигура выглядит светлой на фоне черной пашни, по краям которой растут ивы. Это совершенно иной типаж: борода обрамляет лицо, широкие плечи, немного коренастый, в нем есть нечто от вола, в том смысле, что вся его внешность свидетельствует о работе в поле. Если можно так выразиться, он больше похож на эскимоса: у него пухлые губы и широкий нос.

Кроме того, я нарисовал жнеца с большой косой на лугу. Голова в коричневой шерстяной шапке выделяется на фоне светлого неба.

Далее следует один из тех старичков, что встречаются в дюнах: в короткой куртке и в старом большом, высоком цилиндре.

Он несет домой корзину с торфом.

В этих рисунках я попытался передать свой замысел еще более точно, чем в старичке, подпирающем голову руками. Все эти люди чем-то заняты, и я полагаю, это должно стать главным условием при выборе сюжета. Тебе известно, насколько прекрасны фигуры во время отдыха, они многочисленны, и их очень, очень часто изображают на картинах. Их рисуют гораздо чаще, чем тех, кто работает.

Желание нарисовать человека в состоянии покоя довольно заманчиво для художника: на большинство людей это производит «более приятный» эффект, чем что-либо другое, к тому же изображать фигуру в движении очень сложно.

Но при всей своей привлекательности это не может скрыть правду, а она заключается в том, что в жизни больше труда, чем покоя.

Как видишь, моя позиция по этому поводу выражается главным образом в том, что я стараюсь над всем этим работать. Мне кажется, что сами рисунки – даже более неотложное дело, чем печать.

Кроме того, я посвящу в это дело лишь немногих, ибо полагаю, что небольшая по размеру группа может работать плодотворнее той, в которую входит множество людей. Too many cooks spoil the broth[141].

Как бы мне хотелось, чтобы мы проводили больше времени вместе!