Читаем Птица в клетке. Письма 1872–1883 годов полностью

381 (319). Тео Ван Гогу. Гаага, среда, 5 сентября 1883, или около этой даты

Дорогой Тео,

я только что возвратился домой из дюн за Лоосдейненом и получил твое письмо. Я насквозь промок, потому что просидел три часа под дождем в том месте, где все напоминает о Рёйсдале, Добиньи или Жюле Дюпре. Я вернулся с двумя этюдами: на первом изображены кривые, потрепанные ветром деревья, а на втором – ферма после дождя. Все здесь уже окрасилось в бронзовый цвет: вся природа стала такой, какой ее можно увидеть только в это время года или какой она предстает на картинах художников вроде Дюпре, и это настолько красиво, что навсегда остается в памяти.

Ты пишешь о своей прогулке в Виль-д’Авре в воскресенье, в тот же самый день, и именно в это время, я тоже гулял в одиночестве и хочу поведать тебе об этом, раз ход наших мыслей, вероятно, вновь в чем-то совпал.

У меня состоялся разговор с Христиной, о котором я писал ранее: мы оба чувствуем, что нам не стоит оставаться вместе, потому что мы сделаем друг друга несчастными, хотя испытываем сильную привязанность друг к другу. После него я отправился далеко за город, чтобы поговорить с природой.

Я добрался до Ворбурга, а оттуда в Лейдсендам.

Ты знаешь, как выглядит там природа: великолепные деревья, полные королевского величия и безмятежности, рядом с отвратительными кукольными летними домиками зеленого цвета и прочими бессмысленными плодами тяжеловесной фантазии богатых нидерландских бездельников, а именно клумбами, беседками и верандами. Дома там по большей части уродливы, хотя, впрочем, есть несколько старинных и шикарных. В этот миг высоко над бескрайними, как пустыня, лугами поплыли одна за другой гряды облаков, и ветер первым делом накинулся на ряд окруженных деревьями загородных домов на противоположном берегу канала, где проходит черная угольная дорога. Эти деревья были великолепны: в каждом из них – я бы даже сказал: в каждой их фигуре – чувствовался некий драматизм.

Итак, общий пейзаж был еще прекраснее этих терзаемых ветром деревьев – все сложилось так, что даже эти нелепые домики в струях дождя и под порывами ветра обрели свой особый характер. Я увидел в этом пример того, что в минуту настоящего горя и всеобъемлющей беды даже человек нелепого вида и взглядов или склонный к эксцентричным поступкам и капризам может превратиться в настоящую драматичную фигуру с особым характером. Это заставило меня на мгновение задуматься о современном обществе: в эпоху разрушения оно тоже часто предстает в виде большого темного силуэта на фоне света реформ. Да, я больше всего ценю драматизм природы и скорбную драму жизни. Сад Параду, может, и красив, но Гефсиманский сад еще более прекрасен.

Ах, нужна всего лишь небольшая полоска неба и немного удачи, которые позволят прочувствовать форму и сделать выразительными линии силуэтов. Только пусть все остается таким же мрачным.

Должен признать, что Христина держится молодцом. Она страдает из-за случившегося, как и я, но все же не выглядит подавленной и старается сохранять бодрость духа.

На днях я купил сукно, намереваясь самостоятельно сделать из него холст для этюдов, но потом все же отдал его ей, на рубашки для ее хлюпиков. Я также отдаю ей свою одежду, чтобы она могла ее переделать и у них появилось что-то еще, и сейчас она вовсю этим занимается.

Когда я говорю, что мы с ней расстанемся друзьями, так и будет – но мы расстаемся, и это решение бесповоротно; теперь моя жизнь стала спокойнее, чем я ожидал, ибо недостатки ее таковы, что, если бы мы сохранили нашу связь, это повлекло бы роковые последствия для нас обоих, ведь мы, так сказать, отвечаем за изъяны друг друга. Не знаю, что с ней будет через год, и это единственное, что вызывает мое беспокойство. Я больше не собираюсь жить с ней под одной крышей, но мне бы не хотелось терять ее из вида, потому что я слишком люблю ее и детей.

Это стало возможно именно потому, что наши отношения совсем другие и никогда не основывались на жгучей страсти.

Надеюсь, что план с Дренте сработает.

Ты спрашиваешь, что мне для этого понадобится?

Мне не нужно тебе объяснять, что я собираюсь много работать, я нуждаюсь в этом, так как это даст мне новые жизненные силы. А там не продается ничего из разряда художественных принадлежностей, мне придется запастись всем этим заранее, потому что это очень важно, и чем больше я смогу приобрести, тем лучше.

Хорошие инструменты никогда не бывают бесполезной тратой денег, и даже если стоят дорого, окупают себя. А для этого нужно много писать. Надеюсь, что не потеряю много времени, пока буду там: я собираюсь часто работать с моделями, что, вероятно, будет стоить недорого. В целом жизнь там обходится дешевле, и на 150 франков я смогу позволить себе больше, чем здесь.

Перейти на страницу:

Все книги серии Персона

Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь
Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь

Автор культового романа «Над пропастью во ржи» (1951) Дж. Д.Сэлинджер вот уже шесть десятилетий сохраняет статус одной из самых загадочных фигур мировой литературы. Он считался пророком поколения хиппи, и в наши дни его книги являются одними из наиболее часто цитируемых и успешно продающихся. «Над пропастью…» может всерьез поспорить по совокупным тиражам с Библией, «Унесенными ветром» и произведениями Джоан Роулинг.Сам же писатель не придавал ни малейшего значения своему феноменальному успеху и всегда оставался отстраненным и недосягаемым. Последние полвека своей жизни он провел в затворничестве, прячась от чужих глаз, пресекая любые попытки ворошить его прошлое и настоящее и продолжая работать над новыми текстами, которых никто пока так и не увидел.Все это время поклонники сэлинджеровского таланта мучились вопросом, сколько еще бесценных шедевров лежит в столе у гения и когда они будут опубликованы. Смерть Сэлинджера придала этим ожиданиям еще большую остроту, а вроде бы появившаяся информация содержала исключительно противоречивые догадки и гипотезы. И только Кеннет Славенски, по крупицам собрав огромный материал, сумел слегка приподнять завесу тайны, окружавшей жизнь и творчество Великого Отшельника.

Кеннет Славенски

Биографии и Мемуары / Документальное
Шекспир. Биография
Шекспир. Биография

Книги англичанина Питера Акройда (р.1949) получили широкую известность не только у него на родине, но и в России. Поэт, романист, автор биографий, Акройд опубликовал около четырех десятков книг, важное место среди которых занимает жизнеописание его великого соотечественника Уильяма Шекспира. Изданную в 2005 году биографию, как и все, написанное Акройдом об Англии и англичанах разных эпох, отличает глубочайшее знание истории и культуры страны. Помещая своего героя в контекст елизаветинской эпохи, автор подмечает множество характерных для нее любопытнейших деталей. «Я пытаюсь придумать новый вид биографии, взглянуть на историю под другим углом зрения», — признался Акройд в одном из своих интервью. Судя по всему, эту задачу он блестяще выполнил.В отличие от множества своих предшественников, Акройд рисует Шекспира не как божественного гения, а как вполне земного человека, не забывавшего заботиться о своем благосостоянии, как актера, отдававшего все свои силы театру, и как писателя, чья жизнь прошла в неустанном труде.

Питер Акройд

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии