Птица войны

- Не уверен... - Он покачал гривастой головой и уже решительнее заключил: - Нет, вряд ли. Лис, он, конечно, хитрый, но заподозрить, что вы воевали против своей королевы... Слишком смелое предположение для него. И невероятное.

- Скорей бы на ферму перебраться, - вздохнул Генри и посмотрел на окно. Боюсь я за Тауранги... Для него сейчас все пакеха - враги. Даже вы, сэр, его спаситель.

- Да... - Эдвуд в задумчивости пожевал губами и встал. - Скверно, что языка я не знаю. Глядишь, поговорили бы кое о чем - и поспокойнее стал бы. А сейчас, вы правы, смотрит на меня волк волком...

- Мистер Эдвуд! - в голосе Генри умоляющие интонации. - Все равно я встану сегодня... Может, вместе заглянем к вам? На чуть-чуть, а?..

Серые глаза ботаника весело сощурились.

- Вместе? - Эдвуд хихикнул. - А что? Одевайтесь, мистер Гривс! Живо!..

* * *

В маленькой комнатке полутьма: единственное окно завешено циновкой. Обстановка предельно проста - стол, табурет, деревянная кровать. В углу комнаты два соломенных тюфяка, покрытых одеялами. Тауранги лежит на спине, подложив ладони под забинтованную голову. Рядом с ним, опершись на руку, на тюфяке сидит Парирау. Она в европейском платье, одолженном Эдвудом для нее у миссис Олдмен, жены эконома. Платьице старенькое, заштопанное, неопределенного цвета, но оно совершенно преобразило девушку. Сейчас она больше похожа на красивую цыганку, чем на маорийку.

Скрежет ключа в замке заставил Парирау испуганно съежиться. Всякий раз, когда Эдвуд отпирал комнату, она со страхом ждала, что следом за ним в комнату ворвутся вооруженные солдаты. Как и Тауранги, она не могла поверить, что этот широкоплечий седеющий пакеха может быть другом маори.

Когда из-за плеча доктора выглянуло бледное лицо Хенаре, девушка тихонько ойкнула и, вскочив с тюфяка, прижала руки к груди. Нервное напряжение последних дней сказывалось: в глазах Парирау сверкнули слезы, губы задрожали.

Генри был взволнован не меньше: при виде Парирау в горле у него защекотало, лицу стало жарко. Подойдя к девушке, он обнял ее за плечи. Та, всхлипнув, уткнулась ему в плечо.

Вильям Эдвуд деликатно отвернулся и присел на корточки у изголовья Тауранги.

- Спросите у него, мистер Гривс, не пробовал ли он в мое отсутствие вставать? - проговорил доктор. Его взгляд был прикован к свежей ссадине на локте Тауранги. Утром ее не было.

Продолжая ласково теребить гладкие смоляные пряди, рассыпавшиеся у него на груди, Генри перевел вопрос. Лицо Тауранги осталось безучастным, зато Парирау рывком подняла голову.

Эдвуд терпеливо ждал, продолжая разглядывать руку Тауранги. Генри нахмурился и строго заглянул в лицо Парирау. Ее продолговатые глаза смотрели жалобно. С мокрых ресниц сорвалась и быстро проскользнула вдоль переносицы блестящая капелька. Но во взгляде Хенаре был приказ.

- Тауранги хотел убежать... - по губам прочитал он беззвучный шепот девушки.

Складка на лбу Генри стала глубже. Отстранив Парирау, он пересек комнату и опустился на тюфяк. Не дождавшись ответа, доктор Эдвуд подошел к окну, отогнул край циновки и принялся внимательно рассматривать двор.

- Тауранги, друг! Еще три-четыре дня - и ты будешь здоров, - вполголоса заговорил Генри, с досадой замечая, что сын Те Нгаро по-прежнему не намерен отзываться на его слова. - Этот человек спас нашу жизнь, он любит маори и ненавидит королеву пакеха. Следуй его советам, друг, они благожелательны и мудры.

Наконец-то Тауранги хоть как-то отреагировал: покосился на Генри, сжал губы. Но почему он молчит?

- Почему ты молчишь, друг? Может, боль в голове мешает тебе говорить? - с подчеркнутым участием спросил Генри.

Он знал, что боль сейчас ни при чем, но надо же его как-то расшевелить. Маорийцы самолюбивы, скрывать страдания для них - дело чести. Вряд ли сын Те Нгаро не клюнет на эту удочку.

В самом деле, Тауранги не выдержал.

- Уходи, Хенаре, - сказал он с открытой неприязнью. - Я не верю ни тебе, ни твоему доброму пакеха. Не знаю, зачем ты спасал меня. Я не просил тебя об этом. Ветка, сорванная с куста, долго не живет. Ты насильно сделал меня предателем, и это хуже, чем смерть. Эх! Ты все-таки обманул нгати... Уходи!..

Генри закусил губу. Вот как!.. Значит, вместо благодарности - упреки, обвинение. Это после всего, что ему пришлось перенести. И не ради себя - ради спасения человека, которого он считает лучшим другом...

Медленно, очень медленно поднялся Генри с пыльного тюфяка. Встретив внимательный взгляд доктора, он опустил глаза и глухо пробормотал:

- Он прогнал меня, сэр... Идемте, прошу вас...

- Хорошо, сейчас мы уйдем, - спокойно отозвался Эдвуд. - Кажется, я догадываюсь, в чем дело. Поэтому, Генри, прежде чем оставить их одних, я хотел бы, чтобы вы перевели ему кое-что.

Вильям Эдвуд подергал себя за бородку и поднял глаза к потолку.

- Скажите ему, что сейчас он слаб и не страшен врагу. Если он хочет быть полезным своей родине, ему придется полежать еще недельку-другую - не дольше. Скажите, что война только разгорается и что часть нгати все-таки прорвалась в долину. Сегодня утром я услышал, как об этом говорили работники.