Птица войны

- А что касается бессмысленности сопротивления, - задумчиво продолжил Эдвуд, - тут вы, пожалуй, в корне неправы. Во-первых, я не думаю, что нашей королеве так уж и легко удастся прибрать к рукам всю Новую Зеландию. Нгати маленькое племя, и то какие хлопоты... А ведь сколько на новозеландских островах по-настоящему могучих племен... Помяните мое слово, большая война впереди. А во-вторых... Мне довелось побывать на разных островах Океании. Видел я народности и племена, которые смирились перед нашей короной. И что ж? Вымирают, чахнут. А в Австралии, где на туземцев, как на лис, охотятся? А облавы на Тасмании, где скоро вообще не останется ни одного аборигена? Это лучше? Нет, дорогой юноша, хуже. И если нгати погибали на ваших глазах, так только потому, что для них борьба - единственный шанс выжить. Я, признаться, крепко верю в маорийцев, и Англия, право, должна обломать об них зубы... Дай-то бог...

Последние фразы доктор проговорил с нескрываемым ожесточением. Не отрывая головы от подушки, Генри с удивлением косил глазом на ботаника: он знал, что мистер Эдвуд симпатизирут маорийцам, но чтобы заявлять такое...

- Простите, сэр, - не выдержал Генри, приподнимаясь на локте. Предположим, Англия потерпит поражение, хотя я в это и не верю. Что будет с Новой Зеландией... самостоятельной?

- Гм... - Эдвуд усмехнулся в усы. - Могу вас заверить, что долго прозябать в дикости они не будут. Вы жили среди них и, наверное, замечали, как они жадно перенимают все полезное, так ведь? Мне в Окленде тоже порассказали кое-что. У некоторых племен есть уже мельницы, плотины, пшеничные поля... А тяга к грамоте? Они вырезают из дерева огромные буквищи, водружают их на башне, и все - представляете? - все племя учится читать!.. О, маори - замечательный народ, с большим будущим. Цивилизация сюда придет в сапогах-скороходах, не успеете оглянуться.

Генри поежился и вздохнул.

- Что же хорошего в этом, сэр? - кисло пробормотал он. - Цивилизация... И будет у них то, что у нас в Манчестере. Разве о таком стоит мечтать? Жили бы своей естественной жизнью, занимались бы...

Генри не договорил. Лицо его вдруг поскучнело.

- Вы не читали Руссо? - с насмешливой улыбкой спросил ботаник. - Нет? Однако ваши взгляды в чем-то похожи на его мечту о возвращении к "естественному" человеку. Впрочем, жизнь, кажется, кое в чем переубедила вас, сэр, не так ли? Вы сами рассказывали о своих попытках проповедовать идеи равенства. И вас, кажется, за это чуть живьем не съели. Я не ошибаюсь?

Мистер Эдвуд вел себя не по-джентльменски: он смотрел на Генри в упор и ждал ответа. Юноша хмуро молчал.

- Перед отъездом из Англии, - продолжил доктор, задумчиво теребя бородку, - я познакомился с книгой одного нашего соотечественника... Роберт Оуэн, не слышали?.. Так вот, очень умная и глубокая книга. Со многим в ней я согласен. Нам самим нужно разумное и справедливое общество... Общество равных, духовно богатых, красивых людей. Цивилизованное человечество стало достаточно мудрым, чтобы понять свое несовершенство и без насилия и крови переделать жизнь... Тогда, быть может, мы и вправе будем учить туземцев... Вы согласны со мной, сэр?..

- Да, я согласен, - сухо обронил Генри. Он уже раскаивался в том, что посвятил доктора в подробности своей жизни среди маори.

Видя, что Генри поморщился и закрыл глаза, ботаник озабоченно склонился над ним.

- Послушайте, Генри, я утомил вас? Да-да... Постарайтесь уснуть. Под вечер я загляну к вам. Отдыхайте...

Доктор встал, щелкнул по трубке пальцем и вышел, плотно прикрыв дверь. К себе он направился не сразу - постоял на крыльце, потом заглянул в кладовку, где прокопался часа полтора. Отведя душу с гербариями, Эдвуд пришел к мысли, что неплохо было бы побродить до обеда в роще: как-никак, а бездельничает он уже третий день. Удостоверившись, что с его подопечными ничего не случилось Тауранги мирно спал, а Парирау листала пухлый ботанический справочник, Вильям Эдвуд снова запер дверь комнаты, прихватил плоский ящичек для растений и направился к воротам миссии, за которыми шагах в двадцати зеленела стена кряжистых тисов. Стоило ему войти в рощу, как он тотчас забыл обо всем, что не касается новозеландской флоры. Рана Тауранги, споры с юным Гривсом, мысль о будущем человечества на время отступили на задний план.

Этого, однако, нельзя было сказать о Генри. Оставшись в одиночестве, он еще довольно долго ворошил свои большие и маленькие обиды. Но послеполуденная тишина, окутавшая дом досточтимого Бэрча, убаюкала и Генри.

Жара шла на убыль, когда в ворота миссионерской станции Бэрча въехали три запыленных всадника. Завидя их, Парирау, которая от скуки разглядывала сонный двор сквозь дыру в занавеске, испуганно метнулась к постели Тауранги. Но разбудить его не решилась, вернулась к окну. В сильном волнении девушка припала к стеклу и стояла, не шелохнувшись, пока прибывшие пакеха, радушно встреченные хозяином, не расседлали лошадей и не проследовали в дом.