Птица Зу

Видно, конец бабьего лета. С утра дождь, за бугром у реки и возле леса по краям поля густой туман. Градусов 10–12. Листья почти все упали, но кое-где есть. Издалека лес темно-зеленый — почти черные сосны и ели — и по этому фону мазками бледно-желтая худоба. Надо сидеть дома, а я вышел на улицу. Жена идет с синим ведром, сын на велосипеде, за ними кот — собирают в поле конские яблоки. Остров кустарника с мелкой ольхой, как корабль. По колено в сером ходят две лошади, подступают слезы, не пойму, отчего. Хорошо или не очень. От вчерашнего дня откликается большой глубиной. Утром, когда дети уходят в школу, на улице кромешная темнота и семь часов.

8.

Не столь важно, было, не было, по насту путаные собачьи следы, если случилось в тебе, значит, было, появились мыши, собаки их ловят, а в морозы все передохли. Маленькие, черные, быстро бегающие. Кот тоже поймал. Дикий зверь! Жена видела снегиря, говорит, тот тоже дикий. Я согласен. Хрущовка. Мурцовка. Бормотуха. Дина Мартоновна. Завтра — три сюжета. Официант повесился. Орангутанг. Зубной техник. Лег спать, вроде, как провалился. Встаю, голова ватная. Короче говоря, все подряд пил: и пиво, и красное, и коньяк. Сел наутро в 93-й на заднее сиденье, чувствую, все подо мной проваливается. Вышел у райисполкома, ну, дышать прямо нечем!

— Все правильно, это слабость

9.

— Плохи дела, ни лука, ни редиски…

— Счас битон, железо, битон. Вместо цветов бетоны валяются.

Сначала не верил, махнул рукой: обнаружить себя со смыслом, перестанешь отбрасывать. Объяснил, а говорят, что не такой плохой. Весь этот город между луной и солнцем сквозь сеть проводов и троллейбусных линий вверх. Больная женщина усталая. Выливается тяжело и, может быть, изначально: в спорах с мужчинами, в существовании. Многое тревожит, потому что перестала тревожиться. Но кроме нее, кто-то еще потихоньку выходит по ночам на кухню и пьет спирт. Ее имя. Домой с работы, понимание. Он чужой, что ли? Объяснить, договориться… Дальше. Она пьет много, рюмку за рюмкой, видит вкусную еду, но ничего не получается. Он бормочет что-то свое, пытается увести девочку, девочка смотрит, включает магнитофон, крутит пальцем у виска. Мать. Он незнакомо наклоняется, трогает и думает: "Унесу все домой".

10.

— Два дня бегал за молоком, не мог купить, а у меня бабушка лежит больная, ей молоко надо обязательно.

И чего я бодрюсь? Ведь, можно не притворяться среди голых людей. Можно ли?

— Без стакана, сейчас, ничего не обходится. До десяти ходят-бродят туда-сюда, к одиннадцати, вроде, зашевелились, разговоры пошли. А после обеда — вое, конец, некому работать!

Неужели мудрость в сознательном и непременном? В широком понимании? Вероятность самокомпенсации, как тысячи жизней, простертых повсюду. Накрой бутылку стаканом и иди!

— Пенфилов?!

— Здесь!

Ну, вот и начался день. Не из чего не состоящий, ровный мелкий снег. Пусто глазу, рыжие сугробы, снегоуборочная машина вспоминается с трудом, иногда кажется странной жидкая масса. Что-то надо вспомнить. А, мазь Вишневского! Холестерин, сосуды, туда-сюда. Сесть и записывать все мысли подряд, но почему-то нет времени. Ну, что ж, личное дело каждого. Проходят, уходят, а тело меняется не так быстро. Другие манеры, условности, думайте, привлекайте, будете привлекать, придем, делайте вид, сопьемся. Ничтожные петли! А вчера была операция, и дали укол. Когда было можно, всегда давали укол, потому что не было правой ноги. Я видел его дней через десять. Он улыбнулся один раз. Минуты отчаянья. Мечтаю ударить старика. Первородность, первобытность, необузданность. Резкий северный ветер, промозглый сквозняк и солнце. Высоко, но — солнце!

11.

На грядке еще вовсю растет петрушка, даже укроп вылез в нескольких местах. Утром все в инее, но дома тепло, хотя ветер в мою сторону. Только по ночам сечет. Хочу пойти в деревню попросить ребят подрядиться получше засыпать завалинку, а Гена пусть делает антенну. Вчера вечером на востоке огромная желтая луна из-за леса, на западе красное солнце. Ночь очень светлая, и утром тоже серо-синими мазками свет. Ощущение зимнего дня. Как это бывало страшно, такие серо-синие безнадежные дни в отчаянные моменты юности. Как будто гнет к земле! Теперь такой день просто предвещает зиму, и никаких надежд. Первые снежники полетели, а я все тренируюсь молчать. Чего я ерепенюсь? Дело-то к концу пошло.