Птицеферма (СИ)

— Давай еще так посидим. Пять минут.

— Хм, — удивляется, но не спорит. — Тоже без проблем, — и остается со мной.

Мне хорошо и спокойно в кольце его рук. Друзья — как бы не так.

— Как твой бок? — интересуюсь, не открывая глаз.

Напарник усмехается.

— Все шито-перешито, заклеено и обколото.

— Не болит?

— Чешется.

На этот раз улыбаюсь искренне.

— Хорошо… — медлю, кусаю губы, прежде чем задать следующий вопрос. — Что с Птицефермой?

— По последнему сообщению: шахту по добыче синерила накрыли. Наркоторговцев арестовали. Заключенных пока перевезли в лагерь Камней. А там уже решится, закрывать ли тюрьму на Пандоре или нет.

— Закрывать.

— Еще как закрывать, — соглашается Ник. — Но это быстро не делается. Свой рапорт я уже отправил. Пусть разбираются.

— А я? — вскидываю голову, распахивая глаза. — Мне же тоже нужно написать отчет.

— Эм, ты числишься пропавшей без вести. Твой личный номер аннулирован. Твоего отчета никто не ждет.

— То есть меня просто нет? — шепчу, вновь прикрывая глаза.

— Есть, Эм, — Ник успокаивающе гладит меня по плечу. — И мы ещё все расскажем и добьемся справедливости. Но давай сначала вернемся домой.

Мне нравится звук его голоса. Он всегда вселял в меня уверенность. Теперь я помню.

— Давай, — соглашаюсь.

* * *

Мы ужинаем в моей каюте и разговариваем. Ни о чем и обо всем сразу.

Я успокаиваюсь. Почти.

А потом Ник остается со мной на ночь. Удивляется, когда я прошу выключить свет, прежде чем раздеться. Но не задает вопросов и молча соглашается.

Чертову надпись, предсмертный подарок Кайры, следует свести, как только я окажусь на Новом Риме в руках опытных врачей, в распоряжении которых будет необходимое оборудование. Но до тех пор Ник не должен видеть слово «убогая» на моей коже. Только не он.

— Что это? — только спрашивает, проводя ладонью по моему животу и чувствуя выпуклость свежих царапин.

Отвожу его руку, не позволяя продолжить изучение и наощупь понять, что на мне не просто бесформенные порезы, а буквы.

— Поранилась, когда ползала по крыше, — вру.

Ник принимает мою версию. Верит — привык, что я никогда ему не лгу. А может, я просто умело его отвлекаю, целуя и заставляя забыть о неровностях на моей коже.

Не знаю, что будет, когда мы вернемся домой, но сейчас мне не хочется ни о чем думать. Хочу насладиться любимым мужчиной сполна.

Впереди у нас долгий перелет до Нового Рима. Еще несколько дней на «Омеге», а затем на пересадочной станции Гамма-IV нас встретит другое судно и отвезет уже прямиком домой.

— Я хочу, чтобы ты ночевал у меня каждую ночь, — шепчу ему в губы.

— Мне нравится твое предложение, Янтарная, — получаю в ответ.

А в следующий момент уже выгибаюсь навстречу, с трудом сдерживая стон и комкая в кулаках простыню.

Все просто и понятно.

Мужчина и женщина, которым хорошо вместе.

В темноте.

…— Так просто?

— А зачем усложнять?..

* * *

Когда мы покидаем «Омегу», собравшийся в стыковочном узле экипаж смотрит на меня как на пещерного жителя, внезапно выбравшегося из своего убежища.

Ник с кем-то прощается, пожимает руки. Ему улыбаются, желают удачи. Я и по именам знаю разве что капитана корабля и доктора.

Приводят закованного в наручники Дэвина.

Ему пребывание на «Омеге» тоже пошло на пользу. За эту неделю он даже потолстел. Выглядит вполне здоровым, окончательно пропали тремор конечностей и болезненный блеск глаз.

— Салют, детка! — усмехается мне, приподнимая скованные руки. — А, черт, — вспоминает о своих оковах. — Жаль, но помахать не могу. И тебе, Валентайн! — корчит гримасу.

— Угу, — усмехается Ник. — И тебе не хворать.

— Живее всех живых, — ехидничает Дэвин, позволяя себя увести.

Сейчас его передадут экипажу встречающего нас «Генерала Моркейка», и мы увидимся теперь разве что в комнате для перекрестного допроса. Если у Дэвина и есть мизерный шанс бежать, то только сейчас.

Он спас нам жизнь, а мы обрекаем его на жизнь за решеткой. Я так не могу…

Ник вдруг первым срывается с места.

— Эй, парни! — окликает конвой. — Вы куда? Я сам его отведу!

Те останавливаются. Оборачиваются, вопросительно смотря на капитана.

Шофф пожимает плечами.

— Как знаешь, — обращается непосредственно к моему напарнику. — Вас ждут прямо на выходе из «рукава», — и уже своим: — Парни, давай назад. Ник, удачи, — протягивает ладонь; прощаются. — И вам удачи, лейтенант, — мне — официально.

Сдержанно киваю и спешу вслед за напарником, уводящим арестованного на станцию.

Сказать, что я поражена, — ничего не сказать. Не ожидала от Ника и, кажется, люблю его ещё больше.

Станция полна народу.

Все куда-то спешат, катят чемоданы, громыхая колесиками, или везут их на воздушных грузовых платформах, будто летающих слонов на веревочках, сбивая ими прохожих. Людно. Шумно. Пахнет металлом, пластиком и машинным маслом.

Как и обещал капитан Шофф, люди в темно-серой — уже не в фиолетовой! — форме с нашивками с вписанной в круг буквой «П» на рукавах ждут нас на выходе. Четверо. Стоят, заложив руки за спину, создавая препятствие на пути пешеходов. Полицейская форма дает преимущества — люди стараются обходить их по дуге и не приближаться.