Птицеферма (СИ)

Скверно училась в школе. Не из-за недостатка ума, а, скорее, из лени. У меня не было цели, я плыла по течению. Моя мать много пила и принимала наркотики, которые поставлял ей отец моего парня Дэвина. Они жили от нас через два дома.

Своего отца я не знала, а мама наотрез отказывалась о нем говорить. Не знаю, возможно, она и сама не знала, кто сделал ей ребенка. Просто однажды время действия ее противозачаточного имплантата истекло, а на новый не хватило денег. Так появилась я.

Как-то в приливе пьяной откровенности мама поведала, что долго хотела сделать аборт, но потом решила оставить ребенка — чтобы была помощь на старости лет. Наутро после той беседы мать просила прощения и убеждала, что все было совсем не так, и она очень хотела меня и с нетерпением ждала моего рождения. Но те ее слова навсегда засели у меня в голове.

Ошибка, случайность — вот кем я была для своей матери.

Пока я была совсем маленькой, мать работала. Подрабатывала то там, то здесь. Старалась. Правда старалась. Помню, как она часто приходила перед сном в мою комнату, обнимала меня, обдавая алкогольными парами, и плакала, обещая, что это в последний раз. Что завтра же обратится в клинику и станет образцовой матерью. Не обратилась.

Сначала я верила, потом смирилась. Все больше времени проводила на улице в компании таких же, как я, лишних детей. Рано научилась драться, рано начала пить крепкие спиртные напитки.

Странно, только с сексуальным опытом затянула. Все мои подруги давно проводили время в койках своих приятелей, подначивая меня. А я… ждала чего-то. Наверное, любви, о которой читала в книгах. У меня не было ни модных читалок, ни компьютера, ни планшета с выходом в сеть — даже телевизора не было. Вернее, был, но пробыл недолго — мама продала его, чтобы заплатить по счетам.

Да, я читала — ходила в библиотеку.

Пряталась от своих приятелей, чтобы не прознали. Путала следы, шла в обход и в глубине души ненавидела себя за то, что не такая, как все.

Читать в нашей компании было не принято. Выпить и покутить — да.

Я ждала любви, но в моей жизни случился Дэвин. Секс с ним был больше галочкой в моей биографии, нежели желанием. Просто я ему доверяла.

Мы были приятелями с самого детства, а потом он стал проявлять ко мне знаки внимания, а я приняла. Дэвин мечтал, что однажды мы уедем из нашего городка, а лучше с Нового Рима, поженимся и заведем детей. Он будет работать, а я заниматься их воспитанием. Его родители не слишком-то о нем пеклись, и Дэйв мечтал, что однажды станет образцовым отцом.

«Сам дам им попробовать покурить и объясню, что можно употреблять, а что отрава», — мечтал мой друг детства, все чаще и чаще углубляясь в свои мечты и рисуя наше совместное будущее.

Такое будущее меня не прельщало, мне хотелось большего. Но мне не хватало смелости и веры в себя.

Бросить все и сбежать из дома одной — без Дэвина, без никого, — и попробовать построить свою жизнь самостоятельно — об этом я думала. И всякий раз пасовала, не зная и не понимая, чему хочу посвятить свою жизнь.

Мама все больше пила. Я прогуливала учебу, подрабатывая в магазине неподалеку от дома, в прачечной в соседнем районе, в автомастерской на должности «принеси-подай». Дэвин уже тогда занимался чем-то противозаконным и пытался помогать нам деньгами. Я не брала, предпочитая работать с утра до ночи. Нет, не осуждала его за способ пропитания, но и не могла примерить такой доход на себя.

А потом в нашу школу перевелась Джилл. Ее родители обанкротились и переехали в наш городок.

Она тоже ходила в библиотеку.

Джилл обижали. Издевались словесно, а иногда даже били, не принимая в свой круг ту, кто так сильно отличалась от них и не стеснялась этого. Джилл не умела драться, не могла постоять за себя, но и подстраиваться под окружение не желала. Что ни говори, она была смелее меня.

Я стала ее «телохранителем». Несколько драк — и от моей новой подруги отстали. Посмеивались над моей странной симпатией к этой «заучке», но отстали.

А однажды Джилл вычитала в каком-то журнале о молодежном движении, борющемся за сохранение окружающей среды, и узнала, что ими намечается акция протеста в Ромеро.

Нам было по семнадцать. Мы сорвались с места и поехали в столицу. Подруге денег на дорогу дали родители. Я — потратила на путешествие последние сбережения.

«Голая» акция протеста оказалась веселее, чем я предполагала, поддавшись на уговоры Джилл. Думала, придется скучать в толпе чудиков с транспарантами в руках.

А вышло, как вышло.

Облава, устроенная копами, побег, и… внезапно распахнувшаяся дверь дома в одном из богатейших районов столицы, где простым людям не место.

Так в моей жизни появился Ник Валентайн.

С ним было просто. С ним всегда было просто. С первой встречи — будто мы знакомы тысячу лет.

В тот день в доме Валентайнов меня приняли с распростертыми объятиями. А мать Ника, милейшая и самая красивая женщина из всех, кого я когда-либо видела, лишь улыбалась и не задала ни единого вопроса, когда я заявилась к ужину в одежде ее сына.

А после мы вместе с Ником отправились на поиски моей подруги, и выяснилось, что ее таки арестовали.