Птицеферма (СИ)

Полагаю, если скажу, что после этого снова превращалась в «птицу» Гагару, то психотерапевт поймет меня буквально и точно сдаст в дурку.

— Нормально, — отвечаю нейтрально. — И сейчас нормально, — заверяю; демонстративно смотрю на дверь. — Может быть, достаточно на сегодня?

— Вы устали?

— Да.

Воспринимаю этот вопрос как добрый знак и что меня скоро отпустят. Упираюсь ладонями в край койки, намереваясь спрыгнуть на пол. Но не тут-то было.

— Вам себя жаль?

— Что? — убираю руки обратно на колени и не понимая смотрю на врача.

— Вам себя жаль? — повторяет та терпеливо. — Было жаль? Жаль сейчас? Что вы чувствуете, оглядываясь назад?

Я чувствую злость, досаду и беспомощность. А из-за беспомощности — новую злость.

Но в одном я уверена…

— Нет, — качаю головой. — Мне себя не жаль.

Кажется, мой ответ врачу не нравится. Впрочем, как и все предыдущие.

Она делает еще какие-то заметки в своем планшете, после чего поднимает голову и вежливо улыбается.

— Пожалуй, я выяснила все, что хотела. Вы можете идти. До встречи.

Спрыгиваю с койки, даже не пытаясь скрыть, что мечтаю поскорее убраться отсюда.

— Прощайте, — отвечаю.

Надеюсь, мы больше никогда не встретимся.

Этого уже не произношу. Думаю, она догадалась.

* * *

В квартире пусто и тихо.

Вхожу; включаю свет.

На этот раз в мое отсутствие тут никого не было, и все лежит точно на своих местах. Чувствую некое разочарование.

А чего ты хотела, дура? Чтобы он ждал тебя и дальше продолжил за тобой бегать?

Была бы ты этому рада?

Точно нет.

* * *

Выхожу из ванной, завернувшись в теплый махровый халат.

Завтра мне, наконец, позволят увидеть список заключенных на Птицеферме — сегодня Старик получил документы. Поэтому хочу как следует выспаться, чтобы приехать в отделение пораньше. Иначе, когда до меня доберутся мозгоправы, то вырваться уже не смогу.

Прохожу мимо кухонной зоны и замечаю, что коммуникатор, снятый с запястья перед походом в душ и оставленный на барной стойке, светится. Аппарат старый, вибрация слабая, ощутимая только тогда, когда прибор надет на руку, и совершенно неслышная уже на расстоянии пары шагов.

С тех пор, как напарник вручил мне комм, я не принимала ни одного звонка — только сообщения. Ким, исправно информирующей меня о времени приема у оценщиков моей психики, проще общаться со мной письменно.

Подхожу, беру коммуникатор со стойки. Номер не определен — не из списка контактов. Однако, как я поняла, программеры и не давали гарантий, что восстановили их все.

Принимаю вызов.

— Я слушаю. Кто это?

Это не Ник. Его номер сохранен в памяти аппарата. Кому я могла понадобиться на ночь глядя?

— Привет, детка! — весело раздается из динамика.

— Дэйв? — выдыхаю пораженно.

Разве такое возможно? Сейчас он должен бежать как можно дальше и заметать за собой следы. А этот безумец берет и звонит мне!

В ответ на мой удивленный возглас слышится хриплый смех.

— Детка, не обижай меня. Неужели так много мужчин зовет тебя «деткой»?

Нет, к счастью, нет — только один.

Подхватываю рукой длинные полы халата, чтобы не запутаться в них, и взбираюсь с ногами на стоящий неподалеку диван.

— Ты в курсе, что мой комм могут прослушивать? — спрашиваю серьезно.

Опять смеется.

— Пусть попытаются. Канал зашифрован. А сам я нахожусь там, куда лапы твоего начальства не дотянутся, — на заднем плане слышно завывание ветра. — Тут, кстати, тепло, и море потрясное. Как давно ты была на море? Тут здорово!

Была ли я у моря хоть раз — вот в чем вопрос. Не помню. Если и была, то оно впечатлило меня не так сильно, если воспоминания о нем не смогли преодолеть блокаду слайтекса.

Не разделяю веселья собеседника.

Откидываю голову на спинку, прикрываю глаза.

— Дэйв, у нас отличные программеры.

В ответ — самодовольный смешок.

— А я плачу лучшему. Поверь, детка, настоящие спецы в этой сфере никогда не работают на правительство.

Парадоксально, но сейчас мне очень хочется ему верить. Так на чьей я стороне?

Нет, так не пойдет. Я же жду, когда мозгоправы признают меня адекватной, а Старик вернет меня на службу. Мне нельзя общаться с беглыми преступниками.

Открываю глаза; сажусь прямо, сжимаю пальцами переносицу.

— Дэйв, зачем ты звонишь? — спрашиваю строго.

На самом деле, я очень рада, что с ним все в порядке. При других обстоятельствах мы могли бы остаться приятелями. Вряд ли близкими друзьями, но хорошими знакомыми, способными раз в год или два встретиться в баре и пропустить по паре бокалов.

При других обстоятельствах. В другой жизни.

— Детка, детка, — разочарованно тянет собеседник. — Вот умеешь ты все испортить. Я ей о море, а она — сразу о деле.

— Дэйв, — прошу.

— Ладно-ладно, — становится серьезнее. — Я звоню затем, чтобы сказать, что я твой должник.

— С чего бы? — удивляюсь; убираю руку от лица. — Ты спас нам жизнь. Мы квиты.

— Нууу, — тянет тот. — Сначала так, а потом ты увела наш катер из-под обстрела. Получается, тогда были квиты. А потом…

— Не продолжай, — быстро перебиваю.

Хочу верить, что нас не подслушают, но рисковать не хочу. Не хватало еще, чтобы Дэвин в прямом эфире сказал, что сбежал не сам, а это Ник его отпустил.