Птицы

Даже по меркам не-птиц он прожил долгую жизнь, и жизнь эта в один момент изменилась – она сломалась и скомкалась по вине всего лишь одной ненавистной личности. Что ж, вскоре эта личность поплатится. Коппелиус Трогмортон по прозвищу Песочный Человек, который отнял у него глаз, лишил положения и унизил, постепенно потеряет все. Его нить отличалась от прочих. Как и другие не-птичьи нити, она была алой, но ее спиралью обвивала черная нить. Ничего, и она в какой-то момент оборвется – час этот уже совсем близок. Терпение Одноглазого вскоре должно было быть вознаграждено. Все планы стали срабатывать один за другим, и это немудрено – с такими-то исполнителями.

Птицелов проявил себя наилучшим образом. Он никогда не подводил: и на этот раз выступил с блеском. Его черная нить прошивала всю паутину – к ней сходились прочие черные нити.

Горан принялся завязывать новые узелки. Одна за другой черные нити не-птиц из семейства Трогмортона оканчивали свой путь на нити Птицелова. С отдельной любовью и трепетом Одноглазый завязал узел двойной черной нити, которая принадлежала самому Тристану, племянничку проклятого Песочного Человека. Все они в клетках. Все в трюме железной машины – этого штормового трамвая Птицелова. Тристан отдал ключи от восьмого этажа своим тюремщикам, и теперь восьмой этаж пуст.

План был сложен, состоял из множества ступеней. Эта дура Клара так и не поняла, в чем заключалось «Пророчество о пленении Гелленкопфом Каррана и Коллн». Она не задумывалась обо всех причинах, а зря. Иначе, возможно, догадалась бы, что это пророчество было сделано для того, чтобы, во-первых, разобщить их с Тристаном, во-вторых, посеять раздор на восьмом этаже, а в-третьих, избавить Тристана от его цепного пса Кэрри, пустить его на бессмысленную охоту и оставить без защиты всех прочих.

«Пророчество о пленении Гелленкопфом Каррана и Коллн» плавно переросло в «Пророчество об опустошении восьмого этажа». А уже оно напрямую вело к «Пророчеству о смерти Клары Шпигельрабераух».

Клара… глупая Клара… Она и подумать не могла, что попадется в ловушку. Еще бы, она ведь не верила пророчествам, не верила Одноглазому. На ее неверии он и сыграл.

Ему не нужно было ее ни в чем переубеждать. Ему всего лишь нужно было поддерживать в ней презрительность и недоверие к тому, кого она называла лжепророком. Он хотел, чтобы она злилась, ненавидела его. Клара пыталась убеждать прочих не-птиц в том, что его пророчества самоисполняющиеся, и он не мешал ей. Главное – она должна считать, что именно он, лжепророк Одноглазый, во всем виноват. Что именно он причина того, что с ней произошло.

План был прост – выманить ее. Забрать у нее самое дорогое – воспитанника. Заставить ее очертя голову ринуться за ним – прямо в ловушку.

Как раз чтобы внести финальный штрих в механизм этой ловушки, Одноглазый и отправился в Гротвей.

Канцлер Кренчеллин был слишком высокого о себе мнения. На деле он и в подметки не годился даже простым лейтенантам из армии не-птиц двухсотлетней давности, среди которых воевал молодой тогда Горан Корвиус, но при этом мнил себя едва ли не вершителем всех на свете судеб и считал, что его время и внимание невесть как важны.

Самое забавное, что, несмотря на свое положение и самолюбие, еще ни в одной из паутин Одноглазого Кренчеллин не был черной нитью. Знай этот напыщенный хмырь, что для великих дел и цепей событий он не играет особой роли, это бы, вероятно, несколько поумерило его пыл. Но он не знал.

– Будет не слишком удобно, если вас здесь увидят, – сказал канцлер, недовольно глядя на гостя.

«Удобно», – поморщился Горан Корвиус. Эта жалкая личность рассуждает, оперируя понятиями «удобно» и «неудобно». Для Одноглазого это характеризовало его как существо мелочное и мелкое. И все же сейчас он был нужен.

– Час настал, господин канцлер, – сказал Горан.

Кренчеллин впал в ступор. Неуместный визит мгновенно превратился для него в нечто наподобие сообщения о выселении из-под теплого уютного одеяла в морозное утро.

– Как… Как настал? – выдавил он с трудом.

– Я уже отправляюсь, – сообщил Горан. – И зашел лишь убедиться, что все готово. Вы ведь помните, как важно, чтобы все было соблюдено до мельчайших деталей?

– Да-да, я помню, – пробормотал канцлер. Он выглядел слегка испуганным, хотя всячески и пытался это скрыть. Одноглазый не обманывался: Кренчеллин боится не его. «Дар Горана Корвиуса» никогда не вызывал трепета среди не-птиц, они считали его чем-то обыденным, вроде сводки новостей, а его услуги по предоставлению пророчеств – своего рода услугами почтальона.

– Вы же не пытаетесь отказаться от своего пророчества? – спросил Одноглазый.

Канцлер Кренчеллин вскинул тревожный взгляд и пошел на попятную – буквально отступил на пару шажочков.

– Ну, вы понимаете… – начал он. – Все завертелось так быстро, и… я не рассчитывал, что…