Птицы

В большущих очках и перчатках, громила водил штурвалом из стороны в сторону, отвлекаясь порой лишь на то, чтобы дернуть за какой-нибудь рычаг или за цепочку, свисающую из-под крыши экипажа. Время от времени он гудел в клаксон и приглушенно ругался.

Его приятель, мистер Торкин, в скупом свете закопченной лампы что-то записывал и отмечал на листах, закрепленных на планшетке. Финч даже удивился: он-то полагал, что этот громила не умеет ни читать, ни писать. Некоторые люди полны сюрпризов…

Финч заметил, что часть строк в списке приютского громилы вычеркнуты. Кажется, прямо сейчас вычеркивали и его. По крайней мере, мальчик чувствовал себя вычеркнутым. Прежняя жизнь закончилась – больше не будет дома № 17, не будет школы Фьорити, не будет дедушки, не будет… Арабеллы. Даже книг – и тех не будет.

– Кто там у нас следующий, Торкин? – спросила мадам Гриппен.

Всю поездку она почти не шевелилась, словно выжидая и подманивая жертву, как мухоловка в горшке, своим запахом. Финча уже просто тошнило от ее духов (он надеялся, что это всего лишь духи) с ароматом плотоядного растения.

Торкин сверился с записями.

– Марго Уоллен, – прочитал он вслух. – Семь лет. Кружевной переулок, девять. Шелли. В приют сообщили неравнодушные соседи.

«Проклятые неравнодушные соседи, – гневно подумал Финч. – Вечно лезут со своим неравнодушием! Это все из-за них! Бедная Марго Уоллен. Бедный я!»

– Полагаю, с ней не будет хлопот, – заметила женщина.

– Уверяю вас, мадам: никаких.

Мадам Гриппен поглядела на Финча.

– Слушай меня внимательно, маленький уродец, – сказала она. – Когда мы приедем по означенному адресу, ты пойдешь вместе с нами. И будешь широко и радостно улыбаться. Ты будешь выглядеть так, будто все твои мечты совсем недавно осуществились, и ты несказанно счастлив по этому поводу. Ты понял меня?

– Я не буду, – бесстрашно ответил Финч. – Я всем расскажу, какая вы злобная.

Она поглядела на него с презрительной самодовольной улыбкой, размахнулась и отвесила ему пощечину. Финч вскрикнул и схватился за щеку.

Подручные мадам Гриппен расхохотались.

– Ну давай, – проговорила она негромко, отцеживая слова, как яд. – Плачь. Мне так нравятся детские слезы…

– Не буду! – упрямо сказал Финч.

– Зато будешь знать, как дерзить мне.

Финч отвернулся.

Мадам Гриппен схватила его за подбородок и резко повернула к себе. Она была так близко, что он видел, как неровно покрыто пудрой ее лицо, в попытках скрыть отвратительную желтушность кожи, как ее тонкие ноздри шевелятся, гневно раздуваясь. Он различил даже пару тонких волосков, уродливо торчащих из ее подбородка.

– Будешь отворачиваться, мерзкий маленький гремлин, когда я сама тебе позволю.

Финч уставился на нее с ненавистью. Мадам Гриппен злорадно улыбалась, наслаждаясь его бессилием. Наконец, она разжала пальцы и сказала:

– Вот теперь можешь отворачиваться.

Что мальчик и поспешил сделать.

– Подумать только, – проговорил с переднего сиденья мистер Торкин. – Столько гонора и непослушания!

– Ничего, – проронила мадам Гриппен. – После первой же ночи в «Грауэнс» от них не останется и следа.

– Мадам, а что с третьей малявкой? – тем временем поинтересовался мистер Брэй. – Ну, которая у нас после той, что в Шелли. Она не влезет на заднее сиденье.

– Тогда поедет в багажном кофре.

Финч понял, что она не шутит. Мучения бедных детей начинались еще до того, как входные двери «Грауэнс» за ними закрывались. Приютские клерки были очень плохими людьми, но никого это не заботило. Мнимое неравнодушие взрослых заканчивалось, как только этот бордовый «трофф» отъезжал от дома. На самом деле, эти взрослые испытывали облегчение. А еще гордость за себя: еще бы, ведь они не бросили бедного, несчастного сиротку на произвол судьбы, а вверили его в надежные руки тех, кто о нем позаботится, кто точно не будет засовывать ребенка в багажный кофр, кто не станет кормить его похлебкой из тараканов и ни за что не будет заставлять его работать, пока он не оглохнет от гула и грохота механизмов в подвальных цехах, а «бу-у-у, бу-у-у» однажды не исчезнет совсем, оставив ребенка наедине с тишиной.

Финч не сразу понял, что гудок звучит не в его голове. Это мистер Брэй неистово раз за разом сжимал черную грушу клаксона: «Бу-у-у, бу-у-у…»

– Мадам! – воскликнул он, указывая на дорогу. – Там человек!

– Что еще за человек?

– Мужчина! Стоит прямо на мостовой! Он не реагирует на клаксон.

– Так дави его, делов-то! – равнодушно махнула рукой мадам Гриппен.

– Но, мэм…

– Дави! – велела женщина. – Будет знать, как мешать проезду. Рычаг вперед, Брэй!

– Да, мадам.

Финч вытянул шею и глянул в переднее окно. Улица пустовала – ни одного экипажа, кроме приютского «троффа», на ней не было. Да и прохожие все куда-то подевались. А посреди мостовой и правда стоял мужчина, уставившись на фонари приближающего бордового экипажа, словно загипнотизированный ими.

«Трофф» все сокращал расстояние до застывшей посреди улицы фигуры. А мужчина и не думал отойти в сторону – он просто стоял, будто ожидая, когда экипаж протаранит его.