Птицы

Доктор Нокт кивнул ей, подошел к кровати и поставил на тумбочку у изголовья свой черный саквояж. Склонился к мадам Кларе, взял кончиками пальцев ее за запястье, после чего проверил и мистера Риввина, а затем покачал головой.

– Что?! Что это значит?! – воскликнула банкирша с улицы Мэпл. – Я знаю эти вот качания головами! Ни о чем хорошем они зачастую не свидетельствуют!

Доктор раскрыл саквояж, порылся внутри, извлек из крошечного коричневого конвертика пару пилюль и вручил их банкирше с улицы Мэпл.

– Что?! – Она отпрянула с таким видом, будто он предлагал ей либо гремлинскую отраву, либо, что оскорбляло чувство ее достоинства, успокоительное. – Что это такое?! Зачем оно?! Я не буду!

– Мадам, – твердо сказал доктор Нокт. – Вы на грани обморока. Дети, в сравнении с вами, ведут себя, как взрослые. Выпейте и успокойтесь. Вам это нужно, поверьте мне на слово.

– Это возмутительно! Как вы смеете! Ничего я не буду…

– Выпейте, мэм! – гневно велел Финч, и женщина нехотя послушалась: обиженно схватила пилюли и засунула их в рот. После чего принялась с демонстративным отвращением жевать.

Доктора ее театральные страдания не слишком впечатлили:

– Не стоит, мадам, – сказал он. – Я ведь знаю, что они безвкусные.

Доктор Нокт снова закрыл свой саквояж, а затем дернул за какой-то короткий шнурок под ручкой.

В тот же миг саквояж пришел в движение. В боковой стенке открылась дверка, и наружу на раскладывающейся телескопической ноге вылезла лампа. Зашуршал загоревшийся фитиль, и комнату залило ярким, режущим глаза желтым светом. После этого на саквояже со скрипом разошлись соединительные швы, стенки отпали, и то, что только что было черной кожаной сумкой, превратилось в некое подобие мягкого верстака – под ремешками были закреплены иглы, скальпели, пилы, какие-то крючки, а также множество прочих жутких медицинских инструментов. Отдельное место там занимали ряды подписанных склянок и ящичек с конвертиками для пилюль.

Дети глядели на все это завороженно, но и не без испуга.

Доктор Нокт снял сюртук и, повесив его на спинку стула, отстегнул запонки. Закатав рукава рубашки, он заменил свои обычные очки на громоздкие механические со множеством сменных линз; надев эту странную оптическую штуковину, доктор стал похож на причудливое насекомое.

Повернувшись к пациентам, он склонился над кроватью, пристально их осматривая – окуляры на его очках зажужжали, выдвигаясь, защелкали сменяемые линзы.

Банкирша с улицы Мэпл тут же попыталась командовать, властно указывая доктору, что и как ему делать, но тот мгновенно ее оборвал:

– Мадам, если вы будете мне мешать, мне придется вас усыпить… позвольте мне делать мое дело!

– Что? Ах-ах! – возмущенно надула губки банкирша. При этом она явно гадала: как именно вознамерился добрый доктор ее усыплять – на время или же нет. В любом случае испытывать судьбу она не решилась и замолчала.

Вытащив из-под ремешка на разложенном саквояже ножницы с изогнутыми концами, доктор Нокт чуть повернул к ней голову.

– Мне потребуется ваша помощь, – не терпящим возражений тоном сказал он. – Будете ассистировать.

– Что? Я?

Доктор поглядел на детей.

– А вам двоим сейчас здесь лучше не присутствовать. Ждите в гостиной.

– Но мы не хотим их оставлять и… – начал было Финч, и тут лицо доктора Нокта приобрело настолько угрожающее выражение, что дети, не сговариваясь, вздрогнули.

– Мы будем в гостиной, – сказала Арабелла и потащила Финча прочь из комнаты. Дверь за ними закрылась, щелкнул замок…

…Часы пробили несколько раз, но ни Финч, ни Арабелла этого не заметили.

С момента, как доктор Нокт взялся оперировать мадам Клару и мистера Риввина, прошло уже больше трех часов. За это время дверь комнаты хлопала несколько раз. Банкирша с улицы Мэппл, забрызганная черной кровью, взлохмаченная и с растекшейся по лицу тушью, появлялась и требовала: воду, чистые простыни, полотенца, кофе для доктора. Она носилась в ванную комнату и обратно, опустошая полные грязной мутной воды миску за миской.

Банкирша больше не демонстрировала характер и всем своим видом напоминала обычную медсестру, хоть и без фартука и чепчика. Доктор Нокт не появился ни разу. На все вопросы о самочувствии мадам Клары и мистера Риввина, его «ассистентка» отвечала коротко: «Доктор делает все возможное…» Когда она появилась с очередной миской грязной воды, то сказала лишь: «Доктор сделал все возможное и приступил к невозможному…»

Время не шло, а еле ползло, тянулось мучительно долго. Новостей из комнаты уже давно не было – дверь не открывалась больше часа.

Как и было велено, дети сидели в гостиной, и там в самом разгаре проходила еще одна операция. После всего, что случилось, Финч едва не забыл о еще одном раненном.

Сразу, как их изгнали из комнаты, он бродил по гостиной, заглядывал в коридор, подслушивал под дверью – ждал вестей от доктора Нокта. Он мог думать лишь о том, что там происходит, пока вдруг в какой-то момент не почувствовал странное шевеление у себя на груди.

И тут он вспомнил…

Вязанка! Бедная вязанка, которую он вытащил с чердака Одноглазого и которая спасла ему жизнь!