Птицы меня не обгонят

— …рак! — выскочило у Милана не слишком вежливо. Он спросил: — Почему же ты не рассказала маме, как было дело? Ведь мы же просто стояли на тротуаре. Что в этом такого?

— Мне теперь нельзя ни с кем гулять, только с девчонками.

— И со мной тоже?

Она покачала головой:

— Мама будет очень огорчена, если узнает об этом.

— Не обязательно обо всем ей докладывать.

— Я никогда не врала…

Милан нашел в своем кармане жевательную резинку. Разломил пополам и большую часть протянул девочке.

— Возьми…

— Спасибо… Мне пора, Милан, мама…

Милан взял Вендулу за руку, сказал «подожди», но тут же отпустил. Ему казалось, что он сделал что-то ужасающе глупое. В лицо бросилась кровь. «Тряпка!» — мелькнуло у него в голове. Он судорожно сглотнул слюну.

— Вендула, что ты будешь делать завтра днем?

Она уставилась на него своими темными глазами.

— Заниматься, а что?

Он смущенно потоптался на месте. Потом, набравшись духу, выпалил:

— Ты не хочешь пойти… я бы пошел на реку. Может, и ты со мной… я думал. В два часа… я бы за тобой зашел. Маме не обязательно знать.

Никогда в жизни он не одолевал такой высоты. Но сейчас ему это удалось. Слово «тряпка» теперь к нему не пристанет, он может теперь написать его только с маленькой буквы.

Вендула улыбнулась.

— Не знаю. Если мама…

— Зависит от тебя.

— Я попробую. Во сколько?

— В два. Значит, договорились?

— Мне пора, — сказала она и, попрощавшись, побежала по тротуару к дому.

Милан смотрел ей вслед и чувствовал, что у него дрожат кончики пальцев. А потом кинулся домой, будто кто-то преследовал его по пятам.

— Не обязательно так носиться! — недовольно заметила мама.

Конечно, не обязательно. Просто он не мог выразить свою радость иначе.

А ведь завтра суббота!

30

Утром отец объявил, что должен наконец взяться за мопед. Через несколько дней шоссе подсохнет и он сможет добираться на работу на колесах.

Милан предложил свою помощь. Целое утро они провозились с мопедом.

В половине одиннадцатого отец сказал:

— Поднажмем. Иначе не поспеем к поезду.

— Папа… — заныл Милан. — Я хочу остаться дома.

Отец оторвал взгляд от машины.

— Что? — протянул он, не понимая.

— Мне неохота ехать. Она такая нудная…

— Кто? Тетя?

— Ага…

В сарае появилась Лилина. На ней были фиолетовые брючки и зеленый свитер. Милан про себя отметил, что этот наряд ей очень идет.

— Мама велит сейчас же идти домой! Только быстро! — закричала она.

— Уже идем, — ответил отец. — А что, пожар?

Отец вытер старой тряпкой замасленные руки, поставил мопед к стене и сказал Милану:

— Ну, пошли!

Такая экстренность показалась Милану подозрительной.

Он подтолкнул сестру:

— Что случилось?

Она держалась таинственно.

— Увидишь… Можешь радоваться!

«Письмо!» — мелькнуло у Милана в голове.

В коридоре они сняли ботинки и в одних носках вошли в переднюю. То, что они увидели, было не очень привлекательным. Посреди кухни стояла мама с листом исписанной бумаги в руке. Конверт и зеленоватая бумага лежали на столе.

— Что-нибудь принесли? — спросил отец.

— Да! — коротко бросила мама.

Отец не мог взять письмо в руки — боялся испачкать. Он показал кивком головы, чтобы мать положила его на стол, и принялся читать. На его лице Милан заметил жадный интерес. Глаза торопливо бегали по строкам.

Отец дочитал все до конца и выдавил из себя одно-единственное слово:

— Шалопай!

Мама, облокотись на стол, без устали повторяла:

— Ну, ты видишь, ты видишь!..

Отец крикнул Лилине, чтоб налила в таз горячей воды. Он мыл грязные руки, и вода стекала с покрытой маслом кожи мелкими капельками, струйки грязи сбегали по стенке таза. Милан почему-то страшно внимательно следил за этим. Наверное, намного внимательнее и сосредоточеннее, чем за угрозами, уговорами, бранью, которые сыпались на его голову.

В довершение всего отец наконец понял, что директор приложил к письму новую анкету.

— Что ты сделал со старой?

Был ли смысл отпираться?

— Разорвал! — признался Милан.

Шлеп. Отцовская рука припечатала к его лицу пощечину. Такого не случалось очень давно.

Милан схватился за щеку. Он не ощущал боли — лишь стыд и беспомощность.

На него смотрели мама и Лилина.

— Выкладывай все, как было! — кричал, окончательно выйдя из себя, отец.

Милан рассказал про Лупоглазого.

Отец мерил кухню шагами. Взад-вперед, взад-вперед.

— Ты должен был вовремя сказать об этом директору!

Милан молчал. Потом сказал:

— Это было бы непорядочно, нехорошо.

Мать засмеялась:

— Сынок будет нас учить, что хорошо и что плохо!

— Погоди… — оборвал ее отец. — Я сам с ним разберусь!

Он снова нервно зашагал по кухне, настойчиво задавая Милану вопросы и припоминая, сколько раз в жизни ему приходилось поступаться своими убеждениями и принципами. И всегда оказывалось, что это было мудро и прозорливо.

— Но я не хочу ничем поступаться! — крикнул Милан. — Директор не прав. Я не сделал ничего бесчестного! Я это знаю. И все ребята тоже так считают.

— Конечно… все ребята. Еще бы! Мы для тебя ничего не значим. До всего доходишь своим умишком! И чего же ты добился? Ты это понимаешь? Кто будет писать тебе характеристику, а? Директор?.. И что он там напишет? Ну? Что?

— Не знаю.

Отец снова вернулся к разорванной анкете.