Птицы небесные. 3-4 части

Матушка Ольга рассказывала еще такой случай: в Сухуми тогда пустынникам худо было. Начальник милиции всех бородачей приказал забирать в участок и сажать на месяц-два или больше. Если они давали деньги, то отпускал, если нет — задерживал. Схватили отца Виталия — и в милицию, а он без денег, да еще больной. Избили его и выкинули на улицу. Приходит к матушке — весь в синяках. Она ужаснулась: «Виталий, кто тебя избил?» А он отвечает и смеется: «Никто меня не избил. Это милиция немного мою физиономию подправила. Да еще поучила уму-разуму: „Смиряйся, Виталий, мало у тебя еще смирения! Не шляйся по улицам, сиди в горах…“».

Эта история всех умилила. Харалампий растрогался:

— Святой человек, воистину святой…

— Его Церковь еще прославит, дай только Бог до этого дожить, — задумчиво произнес я.

Память об этом страннике, подвижнике и замечательном духовнике нахлынула в душу благодарностью к удивительному святому человеку. Он как будто навсегда вошел в мое сердце. После ухода моих друзей начались обильные снегопады. И чем выше росли под окошком кельи снежные сугробы, тем спокойнее становилось на душе: «Господи, наконец-то мы вдвоем… Не нужно ждать ни стука в дверь, ни новостей, ни даже единого слова… Если же говорить, то только с Тобой одним, Иисусе Сладчайший! Хотя уже знаю я, что Тебе милее молчание молящейся души, но что это такое, еще не ведаю я… И тайна эта неведома мне, лишь смутно догадываюсь о ней, однако не желаю придумывать себе пути свидания с Тобою! Ты, Человеколюбие Господи, открой мне Сам дверь ведения того неведомого Бытия Твоего, о котором пишут святые отцы, если есть на это святая воля Твоя!»

Иногда, среди зимней лунной ночи, сверкающей мириадами ледяных искр, я выходил на поляну в снег и стоял неподвижно, не веря своему счастью: молитва обнимала каждое дерево, каждую легкую тучку в небе, лишь слегка закрывающую ослепительно белый диск. Словно волны, исходящие из молящейся души, она достигала молочно-бледных кряжей, морского побережья с милыми сердцу людьми, далекие города, в которых оно словно различало стук каждого бьющегося сердца, заключая в свои объятия континенты и всякую тварь живую. Эта молитва не исключала никого из этой непостижимой всепрощающей любви, дышащей Христом и наполненной Им, единственным Возлюбленным бодрствующего и внимающего Ему сердца…

* * *

Туда глядеть тебе рискованно —
За гор незыблемый каркас!
Опять закатом ты взволнована,
Душа моя, в который раз!

В той стороне закатным сполохом,

Возможно, кто-то удивлен,
Кто безнадежно бьется с городом,
В который раз им побежден!

В той стороне огонь искусственный

Шкодливо зыблется с реклам.
Молись, молись, душа, без устали
О тех, кто мучается там…

Вечное всегда пребывает неизменным. Неизменное всегда вечно. Но вечное и неизменное хранятся в Едином и Безымянном Отце. К Нему нас приводишь Ты, Христе, даруя нам второе рождение, ибо Ты есть путь, истина и жизнь. Второе рождение наше — от Духа Божия в живой передаче благодати, благословение Христово от старца к ученику — тайна, скрытая от мира. Воспрянь же от усыпления, дух мой, свободный и беспредельный в благодати. В твоих духовных очах — Божественное разумение, а в руках твоих — вечность, дарованные тебе Отцом Небесным. Вспомни, что ты сильнее мира сего, каким бы могущественным он ни казался, все это коварные ухищрения его предстать великаном, когда он всего лишь ничтожество. Спокойно и величаво, но без адской гордыни и тщеславия, в достоинстве смиренной Божественной благодати, восходи, дух мой, навстречу нетварному солнцу Троического единства.

ОТШЕЛЬНИКИ С БЕТАГИ

Молись же, дух мой, о вселении в нас Отца и Сына и нераздельного от Них Духа Святого, ибо лишь такое Божественное вселение дает нам единственно верное постижение Бога. Носящий в себе всецело Божество, ты станешь навеки носителем Божией вечности. Земля поднимется на цыпочки, дух мой, желая узреть твое второе рождение, и Небеса опустятся на землю, чтобы осиявать запредельным своим светом возрастание и восхождение Твое в горняя. Возлюбленный мой Господь, исполняющий дух мой Небесным светом благодати Твоей и водою живою Божественной любви Твоей, — слава Тебе!