Птицы небесные. 3-4 части

Условившись с монахами о дате отъезда, я поспешил на встречу с иеромонахом Игнатием и Валерой, а также москвичом Михаилом, пожелавшим присоединиться к поездке. То ли по молитвам старца, то ли так уж получилось, — с нами собрались ехать на Псху еще пять человек. Моего давнего друга Андрея уже не было в Лавре, и это окрасило печалью мои сборы.

Когда отец увидел всю нашу команду в полном составе, он заулыбался.

— Вот это я понимаю! Молодцы, что так дружно собрались на Кавказ! Может и мне с вами махнуть? — Он как будто помолодел, глядя на нас.

— Папа, а замерщики?

Отец шутливо ударил себя по лбу ладонью.

— А… ну, конечно, все забыл, эх я, Семен Семеныч…

* * *

Теплый воздух дробит очертанья.
С непокрытой иду головой.
Отрешаюсь от воспоминанья
Недоверия встречи с Тобой!

Оставляю дурные привычки,

Отвергаю свой мысленный хлам.
Воссоздай меня, Господи, лично,
Как разрушенный варваром храм!

Воссоздай на ромашковом поле,

Там, где теплого воздуха дрожь,
Отрешаюсь от собственной воли,
Чтобы путь мой на Твой был похож!

Принимаю Твои укоризны

И, не в силах себя побороть,
Отрешаюсь от собственной жизни,
Чтоб к Твоей приобщиться. Господь!

Пока не придет укрепляющая и спасающая благодать Твоя, Боже, все дела мои — словно песок морской, из которого дети строят, играя, свои крепости. Тленны они и ничего не стоят в вечности. Не желаю я мзды за суетные дела мои, Господи, чтобы не удовлетворилась этим ленивая душа моя. Но углуби во мне покаяние, сделай огненными мои молитвы к Тебе. Ты — Тот, на Которого она уповает и Которого ожидает. Ни день ни ночь не принесут мне Тебя, поэтому отрекаюсь я не только от ночи и дня, но и от всякого времени, ибо Ты — единственный властитель Его, и отказываюсь от всех иных путей, ибо все они без Тебя — беспутья и тупики. Отрешаюсь от ничтожной жизни моей, которая вся есть смерть, ибо только Ты — жизнь моя и любовь.

«АФОН»

Нет иных виновников всего зла, что творится в мире, кроме меня, Боже! Ибо если бы я с юности моей уразумел смертельную опасность всякого греха, то не давал бы воли испорченному моему уму и не потворствовал бы бесчисленным своим помыслам. Тогда хотя бы малая часть этого мира очистилась от греха, и сам мир стал бы немного чище. А ныне не покладая рук исправляю я совершенные мною злые дела, подобные множеству трав по лицу земли, и с горечью вижу, как многоветвисты они и сколько корней поросло из них, и это убивает меня отчаянием. Теперь не верю я мыслям моим и не верю даже душе моей, а всю надежду возложил на Тебя, Господи, Трисиянное мое Божество, и жду, окаянный, свидетельства Твоего (Лк. 2:29): Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром. Да не осмелюсь я ни по дерзости, ни по упрямству, а лишь по благодати Твоей, надеюсь, войти в несказанный свет Твой и да не опалюсь им, окаянный я грешник.

Пока мои друзья занимались сборами, позвонил из Москвы отец Пимен, радостный и взволнованный.

— Ты в Москву собираешься?

— Собираюсь, не один, с иноком. Нам старец благословил лошадь купить и денег на покупку дал, еще наместник помог. Нужно теперь седла купить и всякие конские принадлежности.

— Вот как, обзаводитесь хозяйством? Серьезная вещь. Я вечером на «Волге» к вам заеду. Потом в Москву отвезу, — великодушно предложил архимандрит.

— Спаси тебя Христос, отче! Будем ждать…

За чаем все вместе мы еще раз обсудили наше решение — перевезти отца в Адлер.

Мой друг, откинув назад голову, изучающее всматривался в нас.

— Значит, вы серьезно решили переехать? А не жалко от Лавры уезжать и от старца? А, Федор Алексеевич?

— Жалко, конечно, а что делать? Хочется к сыну быть поближе, — решительно ответил отец.

— Что ж, в этом деле есть что-то интересное… Вы пока дом приватизируйте. У меня, Симон, дел полно, сам понимаешь… Придется тебе этим заняться. Когда документы в мэрии будут готовы, тогда и я подключусь. — Архимандрит посмотрел на отца и пошутил: — Что, Федор Алексеевич, на Черном море, может, будете жить? Все к этому идет…

— Как Бог даст, отец Пимен, как Бог даст, — рассудительно ответил тот. — Получится переехать — хорошо, не получится — останемся здесь жить.

Вечером мы с архимандритом сидели в келье у духовника. Ему стало получше, и он полулежал на диванчике, опершись спиной на высокие подушки.

— Когда оформите дом, продавайте его и переезжайте в Адлер, как наметили. Бог вас благословит! А ты, отец архимандрит, помогай отцу Симону. Один он не потянет. — Старец с любовью смотрел на нас, радуясь нашей редкой совместной встрече.