Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2

– Как доехали, отцы? Нормально? – Увидев лошадь, мирно пасущуюся на лугу, успокоился. – Батюшка, вы в горы не собираетесь?

– Собираюсь.

– Я вам хочу передать флягу меда с дальней пасеки. Только он «дурной». Но вы не сомневайтесь – отстоится и есть будет можно. Лучшее лекарство! – Пчеловод поднял большой палец. – Будете мимо проходить, заберите. Я для вас флягу под камнем оставлю…

– А когда вас ждать обратно? – спросил меня капитан.

– К началу августа мне нужно вернуться. Пока поживешь один. Сможешь потерпеть?

– А чего терпеть? – рассмеялся Георгий. – Здесь жить – душа радуется… А вашу келью на Грибзе можно посмотреть? Очень любопытно…

– Тогда помоги мне в нее продукты на зиму забросить…

На следующее утро мы вышли в горы. У камня нас ожидал пчеловод. Укладывая мне в рюкзак тяжелую десятилитровую флягу, он давал советы:

– Батюшка, еще раз предупреждаю, это мед «дурной», сразу его не ешьте. Пусть он до зимы отстоится. А потом будет нормальный, я вам обещаю…

Он положил нам в рюкзаки несколько кружков сыра, приговаривая:

– Эти сыры свежие. Один кружок сразу съешьте, а другие на чердаке возле трубы повесьте. Они подкоптятся и не пропадут…

Я запротестовал:

– Василий Николаевич, прошу вас, хватит накладывать, а то я не дойду, тяжело будет…

– Ничего, ничего, своя ноша, как говорится, не тянет…

Он заботливо помог мне надеть огромный и тяжелый рюкзак.

По сырому осеннему лесу мы шли медленно и часто отдыхали.

– Таскать грузы, видно, не по мне, – признался капитан. – Не горный я человек…

Келья и поляна понравились послушнику, но безлюдье не пришлось ему по душе, и он заторопился вниз. Несколько недель я провел в палатке на обрывах Грибзского каньона, прорубая тропу. Чащи стояли стеной, и работа шла медленно. Все усилия я направил на то, чтобы не рассеиваться в молитве во время трудов и не терять внимание. Все это продолжалось несколько недель, пока не возникло странное ощущение забвения самого себя и всего мира: только падающая с высоты река, словно в замедленном кино, темно-зеленые заросли лавровишни, высокие с медвяной корой сосны и над ними – бездонный, словно застывший окоем неба с летящими по нему облаками. Молитва стала такой ясной и четкой, что каждое слово сливалось с ударом наполненного молодой энергией сердца. Каждое явление вокруг меня словно стало частью этой непрекращающейся молитвы: как будто вместе со мной молились и река, и качающиеся сосны, и зеленые дебри. Даже проплывающие над головой облака тоже были неразделимо связаны с этим удивительным состоянием души.

Но постепенно, словно капля за каплей, падающими в тихое озеро, в сердце проникли воспоминания об оставленном отце и о больном Старце. Со скорбью вспомнил я о предстоящей разлуке с горами. Утешала лишь радость встречи с отцом Кириллом и свидание с дряхлеющим отцом, каждый раз с нетерпением ожидающим нашей встречи.

То, что я увидел в скиту, напоминало корабельный порядок. В доме приятно поразила чистота, в огороде – ухоженность.

– Отец Георгий, как все у тебя опрятно и чисто! – не удержался я от похвалы.

– Морской закон! На теплоходе каждый день драил палубу – привычка! – шутил капитан. В углу его комнаты я увидел мольберт, кисти и краски. Он перехватил мой удивленный взгляд. – Икону пишу святого великомученика Пантелеймона. В Херсоне учился когда-то у одного народного художника…

Я внимательно рассмотрел незаконченную икону: прорисованные линии были идеальны, краски лежали ровно, а цвета говорили о хорошем чутье художника.

– Слушай, Георгий, да у тебя хороший глаз!

Он засмеялся, блеснув роскошными белыми зубами:

– Нет, это краски у меня хорошие и дают нужную насыщенность и глубину…Замечаю, что вы на зубы мои смотрите. А они у меня искусственные! – Собеседник вынул зубные протезы и помахал ими в воздухе. – В плавании, бывает, застудишь зубы, болят – мочи нет! Был у меня хороший друг – дантист. Он и посоветовал мне: вырви, мол, все зубы, а я тебе протезы хорошие поставлю.

С тридцати лет со вставными челюстями хожу и – никаких проблем! И вам так советую сделать…

Я лишь подивился такому оригинальному решению. За чаем мы обговорили мой отъезд.

– Оттягивать поездку больше не могу, впереди осень, – объяснял я капитану. – Нужно к старцу съездить и отца проведать. Потерпишь несколько недель, пока меня не будет?

Послушник воспринял мою новость спокойно:

– Как благословите, отец Симон, мне не привыкать… Займусь еще каким-нибудь рукоделием. Хочу из кровельного железа хорошую печь сделать для выпечки просфор и хлеба. Можно еще из нашего воска свечей отлить побольше… Благословите?

– Конечно. Бог благословит! – Мне стало радостно, что этот смышленый и расторопный человек нашел себя на новом месте.

В Сухуми меня обняла стареющая чета: оба вышли ко мне в монашеских подрясниках. Дьякон и матушка приняли монашеский постриг и с умилением рассказывали об этом.

– Ждали мы тебя, ждали, думали, ты нас пострижешь. Тут как-то приехал отец Паисий с гор и постриг нас. На монашество отец Виталий давно дал нам свое благословение, да мы не решались…

Я поздравил новопостриженных монахов и попросил их молитв.