Птицы перелётные

Вика надолго замолчала, и я не торопил её. Ей требовалось смириться со своим новым положением. Девочка должна была понять, что жизнь вне пределов шкафа – на воле, значит, – мало отличается от тюрьмы в компании скелетов. Но для этого понимания должно пройти определенное время.

– А знаешь, у тебя не всё так безнадёжно, как у меня.

– Это ещё почему? – почти выкрикнула Вика.

– А потому! Зная Крыську, могу предположить, что Лёша ей надоест. Что, собственно, у неё не раз уже случалось – смотри, сколько его соперников живёт на мужской половине шкафа. Так что она может влюбиться и бросить твоего профессора, и тогда Лёха, а я знаю мужиков, проболтается о тебе своим дружкам, ты перестанешь быть секретом и запретным плодом, и таким образом он выпустит тебя на свободу.

– Эх, твоими бы устами… А чего это ты кофе пьёшь? Сердце не выскочит? Не пора ли вам, милый скелетик, заняться мной? – промурлыкала Вика и потащила меня в чащобу Крыськиных шуб.

Я сопротивлялся, но не так чтобы очень.

5. Рассуждения

Проживая, и достаточно комфортно, в качестве скелета в чужом шкафу, я задумался над тем, построил ли я свой персональный шкаф. И если построил, кто и в каком количестве там проживает? Вроде за свои похождения с различными гражданками я себя не осуждал. А чего осуждать? В этих битвах я чувствовал себя героем и совершенно не прятал от окружающих побед на любовном фронте. Не хвастался, но и, боже упаси, не стеснялся ни одного из своих прелюбодеяний. Все избранницы мне по-настоящему нравились, больше того – практически каждый раз я искренне увлекался, а расставания происходили мирно, без битья посуды и глупых истерик. Так что я вёл обычный среднестатистический образ жизни, не мешая никому из ближайшего моего окружения.

Но это я проинспектировал Игоряху, проживавшего в моем теле. А как там обстояли дела с Горынычем, который с Игоряхой практически не пересекался? Фраза «рождённый пить любить не может» была в моём поведении основополагающей, и я никогда не смешивал эти два дела вместе. Отправляясь с дружками выпивать, я напрочь отсекал мысли о прелестницах. Куда смотрел в это время Игорь Петрович, я не знаю. Наверное, он считал, что для успешного продвижения по карьере он должен время от времени расслабляться.

И вот теперь я мотаю свой срок в чужом шкафу и не очень-то надеюсь объединиться с Игорем Петровичем. Горыныч – тот, как только завязал с выпивкой, пришёл ко мне, на мою жилплощадь, да и остался. Ему-то легче пришлось – никто его в шкаф не заселял, его все любили и всем миром спасали. Вот… А я тяну свою лямку и понятия не имею, чем всё это закончится. Примет ли меня с подмоченной репутацией Игорь Петрович, если, знамо дело, удастся вырваться из моей обители, не знаю.

Впрочем, какая душевная компания подобралась у нас здесь, я уже описывал, а с появлением Вики у меня начался просто-таки какой-то ренессанс. Вон и Витёк, музыкант популярного ВИА, всё норовит завести со мной дружбу. Пойду зайду к нему в гости, он хотел о чём-то со мной потрепаться.

6. Витёк

Он был расклёшенным волосатым усатым музыкантом, этаким сержантом Пеппером советского разлива. Гитара, которая примостилась рядом с ним в углу обители, позволяла думать, что мне придётся окунуться в пучину творчества вместе с молодым дарованием.

– Ты, надеюсь, на меня не сердишься? – спросил Витёк, когда я расположился на стуле, любезно мне предложенном хозяином заповедного угла нашего развесёлого шкафа.

– Да бог с тобой, Витя!

– Я её не собирался отбивать у тебя. Да и вообще ничего не собирался. Всё вышло само собой.

– Это очень похоже на Крысю.

– Забавно ты её называл – Крыся!

– А ты её как величал? – заинтересовался я.

– Я? Она откликалась у меня на прозвище Кельми.

– Ты молодец, голова работает!

– Тем и живу… Собственно, я хотел тебе поведать историю своего грехопадения.

– Так уж и грехопадения? – ответил я через паузу. – Должен тебе сказать, что Крыська давно меня не интересует.

– Да-да, грехопадения. А то чего бы я тут торчал? Представляешь, она назвалась журналисткой, желающей взять у меня интервью.

– «Узнаю брата Колю!» – голосом Сергея Юрского, исполнителя роли Остапа Бендера, воскликнул я. – И что дальше?

– Я отвечал на её вопросы, пел новые песни, а потом… не знаю, как мы оказались в койке.

– Ты не знаешь как, а я знаю. Хочешь, расскажу?

– Не надо… Я в неё влюбился. Веришь, я даже написал новую песню!

– И, наверное, хочешь, чтобы спел её Крис Кельми?

– Ну да, что-то в этом роде.

– Ты мне её обязательно покажи, мне надобно до конца понять, что же я потерял в этой жизни.

Витёк ещё долго бессвязно бормотал-объяснял, потом взял гитару и запел: