Птицы перелётные

Честно говоря, я и не помню, когда поселился в шкафу… Возлюбленная (хозяйка, распутница – да чёрт знает, как её величать!) уже давно перестала навещать меня в новом жилище и постаралась вообще забыть о моём существовании. И я превратился из парня – видного и желанного многими представительницами, как их непонятно почему называют, прекрасного пола – в скелет в шкафу. Одушевлённый ли я нынче предмет или неодушевлённый, точно не знаю, но что-то ноет в том месте, где раньше искалась душа. И ноет довольно часто! Поэтому, если выдаётся свободный вечерок, я беру гитару, заслуженную, ещё дореформенных времён, и пою задушевные песни. И ко мне на огонёк заглядывают гости. А что? Шкаф, который приютил меня, старинный, вместительный, и у нас тут собралась приличная компания. Я ещё в самый первый раз, когда она, моя хозяйка, привела меня в свой дом, обратил внимание на сей предмет мебели, вид которого резко контрастировал с остальной обстановкой в квартире моей Иришки, моей Лапули, моего Цыплёнка. Тогда я и предположить не мог, что однажды он станет моей новой родиной. Почему родиной, а не, скажем, эмиграцией? Всё просто: как скелет в шкафу я родился именно здесь и стыдиться этого факта не собираюсь.

В тот знаковый вечер, когда мы собирались послушать новые записи «квинов» и откушать чашечку кофею, я относился к Ирке, как к одной из десятков тёлок, встречавшихся довольно часто на моём пути. Я же знать не знал тогда, что она решит выйти замуж за дипломата и что для неё станет неудобен тот факт, что когда-то она водила дружбу с волосатым музыкантом. А я был музыкантом, и мне нравилась моя профессия. Для информации: хозяин моего тела и души никогда не стеснялся своей связи с Лапулей, и, как следствие, не суждено ей узнать, каково это – стать вдруг скелетом в шкафу. Хотя нельзя утверждать этого наверняка: может, кто-то тоже её упёк в свой гардероб, и живёт её скелет там среди разнообразной одежды и обуви. Ладно, Бог ей судья…

Иришка вышла замуж очень даже неплохо. И теперь вся комната, которую я иногда могу обозревать, если дверца почему-то осталась открытой, меблирована под стиль моего шкафа. Диван и кресло, стол и стулья – всё соответствует званию «антик». А посуда, что покупалась по нереальным ценам? Короче, жизнь Лапули удалась, и она стеснялась былых отношений со мной, даже перестала общаться с парой своих подруг, которые знали о тех двух неделях, когда у нас «сорвало крышу». А мой хозяин… ну, тот субъект, с которым я, собственно, и составлял единое целое до определённого момента… Так он мужик и, даже будучи музыкантом, не расписывал прессе подробности своих похождений. К тому же увлечений у него было так много, что он об Иришке и не вспоминал.

Короче, мотал я пожизненный срок в Иришкином шкафу и надежд на досрочное освобождение не питал. Правда, поначалу думал, что вот умрёт Иркин дипломат, и решит она написать мемуары, и выпустит меня на волю. Но со временем у них появились дети, а Лапуля вряд ли стала бы ломать образ приличной матери семейства. И потом… Ну, выйду я из своего шкафа – и как мне жить в этом мире, от которого я отвык и который меня не ждёт? Про душу-то я высказывал уже свои соображения, но бывает ли она у скелетов в шкафу, нет ли – вопрос открытый. Большие учёные почему-то подобными исследованиями не занимались и не занимаются.

А если честно, мне тут даже нравится. От старых хозяев шкафа тут сохранилась целая популяция скелетов. Тех ещё дореволюционных дамочек в платьях с кринолином и мужчин в котелках и смокингах. Они часто устраивают (назову по-современному) вечеринки, и, я вам скажу, мы в ХХ и ХХI веке уступаем им в фантазии! Вино и кокаин, танцы и цыгане… Правда, откуда цыгане, подумал я сейчас. Впрочем, почему нет? В конце концов, именно цыган, если что с ними было, следовало в первую очередь спрятать в шкаф. Так вот: компания у нас здесь симпатичная, весёлая, бесшабашная, скучать не приходится. Правда, иногда начинают в шкафу проводить дезинфекцию – тогда хоть затыкай нос или беги из «дома»… Но куда из него бежать? И вот так дня три-четыре живёшь, будто во время химической атаки. Впрочем, нас ничто не берёт: я, к примеру, сшил себе из марли масочку и пережидаю это трудное время, не ропща на жизнь. А что роптать? Пока люди озабочены поиском эликсира бессмертия, мы его нашли. Главное, чтобы наш хозяин стыдился нас, своего безумного загула. Причём чем сильнее был этот самый загул, тем вернее, что его будут стыдиться. Но при этом важно, чтобы хозяин не превратил свой порок в спорт, потому что в этом случае он станет о своих приключениях и многочисленных победах рассказывать налево и направо. А тогда… А тогда зачем меня и мне подобных прятать в шкафу? Значит, уважаемые скелеты, мы будем живы вечно, если в наших хозяевах будет жива совесть.

Вот я думаю… А если Иришка на исповеди в церкви расскажет о моём существовании, что со мной будет? Останусь ли я тайной? Наверное, всё-таки останусь. Ведь обо мне те две подруги Лапулины знают. Знают и молчат. И поэтому я жив…