Птицы перелётные

Назавтра нас принимал мой друг Женя с шампанским, клубникой и арбузом. Было вкусно, и я взял свои слова, что фрукты-овощи в Евросоюзе невкусны, назад. Конечно, попели. А вечером была пати с добротной едой, с замечательными хозяевами русско-итальянско-немецкого разлива, устроившими прекрасный вечер знакомств. И не было непонимания, и никто не выяснял, кто есть кто в нынешнем мироустройстве. И мы вдоволь нахлебались нашего пресловутого «борща», не задумываясь, что не здо́рово наедаться перед сном. А на следующий день Евгений по делам службы внезапно уехал в Швейцарию, оставив нас на попечительство своей дочери и ближайших друзей. Катя (дочка Жени) была выше всяких похвал. Мы с ней съездили в Страсбург, что был практически под боком, и мило пообщались с этим симпатичным французским городом. Вечером доели остатки нашего «борща» и начали готовиться к отъезду. Но… Бог располагает.

Утром давление у меня улетело в космические высоты, и меня повезли к немецкому врачу, получить квалифицированную консультацию. Меня по полной программе отмониторили, прописали новую схему приёма препаратов. А мысли мои в это время были совсем не весёлые. Дни нашей поездки совпали с годовщиной моей противной болячки. Да тут ещё мой драгоценный соавтор Юрий Ремесник в своём Азове загремел в больницу с нехорошим диагнозом. Но всё-таки не все песни с Петровичем мы уже написали… И он и я выкрутились! А после общения с моим доктором чувствую я себя неплохо, да и моего соавтора переместили из реанимации в общую палату. Тьфу-тьфу… Я спел Петровичу свежую песню на его слова по скайпу. Мы остались довольны друг другом. А вечером Катя и ещё одна наша новая подруга Рита организовали квартирник, на который собрались баден-баденские русские, соскучившиеся по всяким малежикам и настоящему русскому «борщу». В конце моего выступления пустили шапку по кругу, и я не только отбил дорогу, но даже чутка заработал.

На другой день наша машина привычно бежала в сторону Черногории.

– Наташ, а «борщ»-то всё-таки удался, – заметил я нашему новоявленному шофёру, любуясь дорогами Германии.

– Как тебе сказать? Вроде тот борщ, да не тот! Правда, я не капризничаю!

– Мне кажется, я понял, какого ингредиента не хватает ихнему борщу для полного сатисфекшена.

– Не томи, Слава!

– Обрати внимание, дорогая моя подруга, чего ты не видишь на этих аккуратных газонах и на чистых обочинах? М-м-м?.. Вот-вот, нашего борщевика ты не видишь. А какой без борщевика «борщ»? Без него, родимого, ни цели в жизни, ни остроты – ни черта́ нет! Даже ожог получишь, если использовать его в качестве салфетки.

А ты говоришь, в Баден-Баден «борщеца» похлебать. Всё не так просто!

Славкина ложка

Если бы у меня (думаю, что и у многих других жителей нашей планеты) была возможность отматывать время назад и изменять прошлое, то все бы мы только и занимались тем, что стелили бы соломку в нужных местах своего бывшего обитания, и совершали бы правильные – конечно же, с точки зрения сегодняшнего понимания – поступки. Я в целом адекватный человек и сознаю, что жить в сослагательном наклонении – это в чистом виде «маниловщина». Да, понимаю, но порой ох как хочется помечтать и нарисовать себе жизнь, какой бы она была, будь у меня в руках пресловутая машинка времени. Хотя… Мечты мои достаточно скромные и не требующие мощных финансовых вложений. Я бы не делал выигрышные ставки на бегах и не покупал бы нужные билеты в лотереях, чтобы сколотить себе приличное состояние на жирную старость. Не стал бы скупать художественные ценности, чтобы они со временем стали антиквариатом и резко возросли в цене. Девушки… Ну да, пожалуй, чуть безрассуднее пошалил бы… Хотя мне грех жаловаться: и меня любили, и я любил, так что материала для написания новых песен про любовь было и есть достаточно. Пожалуй, я количество заменял качеством, и сегодня память в этой области мне приносит приятное спокойствие и некоторое довольство при анализе походов по любовным кущам. Так о чём это я? Да так, всё больше по мелочам…

Вдруг вспомнилось, что не остановил свою матушку, которая отнесла на помойку громадную коллекцию виниловых и прочих пластинок (сейчас бы их назвали «на костях»), которые весело крутились в нашей комнате, куда набивались подружки моей старшей сестры, чтобы потанцевать. И звучали на патефоне модные ещё до войны «Рио-Риты» и «Три весёлых поросёнка», и ещё всякие «Кукарачи» и чарльстоны. И вот всё это богатство было (на моих глазах!) выброшено в мусорный бак. Почему? Мама сказала, что эта музыка вышла из моды и никому теперь не нужна. Мне, наверное, некорректно судить о правильности этого поступка – маленькая жилплощадь не позволяла устраивать из комнаты склад, а ещё, может быть, маменьке надоели бесконечные танцы в нашей двенадцатиметровой комнате.