В общежитии в тот день Игоря и Славу приютили студенты из группы, в которой предстояло учиться Игнатову. Парень из Тамбова и его сосед по комнате с интересом смотрели на двух московских мальчишек с гитарой. Нужно сказать, что в те годы на гитаре играл или хотя бы пытался играть каждый третий молодой человек, да и девчонки, прослышав об успехах Ады Якушевой, Новеллы Матвеевой и их последовательниц, решительно расставались с ногтями и приступали к освоению заветного инструмента.
Кстати о ногтях: не поощрялось это дело (я о маникюре) ни в школе, ни в институте… Нет, всё-таки в институте на это особого внимания не обращали, во всяком случае, я не помню ни одного комсомольского собрания, где разбиралось бы дело комсомолки, отрастившей себе ногти, мешающие ей плодотворно трудиться на стройках коммунизма. А в школе, даже в старших классах, блюли.
Так вот: пели практически все, и репертуар вмещал в себя и народные, и советские, и блатные, и студенческие песни. Правда, рок-н-ролл никто не играл, и поэтому слух, что кто-то умеет делать это классно, уже облетел первый курс факультета автоматики и вычислительной техники и взбудоражил воображение студентов-новобранцев. В комнате Серёги Криворуцкого, а именно так звали нового дружка Игнатова, быстро собралась приличная компания.
– Мне кажется, что сегодня будет не урок музыки, а маленький концерт, – заметил Болото.
Тем не менее, настраивая гитару, Игорь показывал Славе, как он это делает.
– Ты найди лист бумаги, я тебе нарисую несколько аккордов и покажу, какими пальцами нужно зажимать струны. И ещё – присмотрись к постановке моих рук, – руководил он Игнатовым.
Пока Слава рисовал гриф гитары, Болото запел. Он решил начать с песен из репертуара своей сестры. Он не знал, что эти песни принадлежат Булату Окуджаве, Александру Галичу, Юрию Визбору… Да, собственно, никого это и не интересовало. Стоило ему запеть: «Ты у меня одна…», как все ребята подхватили песню.
Игорь ещё не анализировал социальный состав студенчества, и к нему не пришло понимание, что институт уже произвёл первый отбор более талантливой молодёжи и, точно фильтр, отсеял ленивых и не слишком способных к наукам ребят. Да и парням из провинции было безумно интересно впитать в себя ароматы московской жизни.
Кстати об ароматах… Запах кухни, где кашеварили молодые студенты, ощущался во всей общаге и был неистребим. Как выяснилось, в этом корпусе жили мальчишки, а девчачье общежитие размещалось аж в Огородном проезде, и туда надо было добираться на автобусе. Наверное, начальство, отселяя девчонок подальше от парней, руководствовалось соображениями морали. Хотя…
В общем, далее Игорь запел про «девочку, которая плачет», и все с радостью следили за развитием сюжета песни Окуджавы.
Было первое сентября; кто-то уже успел познакомиться, кто-то нет, и вдруг во время пения ребята почувствовали себя частью стаи, появилось ощущение защищённости. Многие из них впервые оторвались от родителей и ещё не успели отойти от испуга после знакомства с Москвой и с такой страшной самостоятельной жизнью. Серёга Криворуцкий, о чём-то переговорив с пацанами, ушёл из комнаты и через некоторое время явился с бутылкой портвейна «777» – «Три семёрки». На огонёк зашли ещё двое, которые уже, судя по всему, успели скорешиться. В руках у них тоже были гитары, и они явно хотели поучаствовать в празднике.
– Я Семён Шуб, а это Серёга Ильницкий, – представил обоих один из них, невысокий, кудрявый, длинноволосый парень.
– Вы никак хотите спеть нам? – спросил Болото.
– Хотим, но мы немного другую музыку играем… Можно?
– Нужно, – закричали ребята.