Птицы Великого леса

Пусть Ежи рассказывал о проклятом чародее на Трёх холмах, но Милош даже представить себе не мог, как страшно это выглядело на самом деле. Сколько зим прошло с той битвы? Сколько раз этот несчастный видел, как лето сменялось осенью, как умирал и возрождался мир?

– Ты чародей Совиной башни? – спросил Милош.

Он осторожно оглянулся на тьму, притаившуюся в груди Ежи, и подошёл ближе. Проклятый чародей взглянул на него с грустью в глазах.

– Да. Только мне сказали, что нет больше Совиной башни, – уголок его губ печально опустился. – Ты теперь сам по себе.

– Будет новая, – вырвалось у Милоша. Он посмотрел на напряжённого Ежи, задумался, не опасно ли теперь раскрывать при нём свои тайны. – Будет новая башня, лучше прежней, сильнее. Обещаю.

То ли талая вода блестела на лице проклятого, то ли дождь катился по щекам, но Милош готов был поклясться, что живой мертвец плакал.

– Я бы хотел вернуться домой. Больше, чем умереть, я хотел бы вернуться домой, увидеть башню хоть ещё разочек.

– Я тоже, – тихо признался Милош.

Пусть он не помнил бывшего дома, пусть забыл голоса родителей и сестры, пусть только тенью вставали перед ним воспоминания о прошлом, но тоска терзала его каждый день, каждую ночь, а полузабытые голоса просили вернуться. Домой.

Но даже развалин старой Совиной башни не осталось, и возвращаться было некуда. Пришла пора двигаться дальше.

– Ты обещала помочь Войцеху, – сказал Ежи Здиславе, спускаясь в овраг. – Исполни клятву.

– Ты справифся луффе меня, хлопес, – сказала ведьма. – Я прифла, как и клялась. Но помофь моя тебе не нуфна.

– Но…

Ежи растерянно посмотрел сначала на Милоша, а после на Войцеха у своих ног.

– Мне всё равно, от кого принять смерть, – признался проклятый чародей.

Милош отвернулся, когда Ежи коснулся рукой щеки Войцеха. Он услышал хрипы, прорывающиеся сквозь шум дождя, услышал, как старуха, громко кряхтя, поднялась и подошла к нему.

– Скафи лесной ведьме, сто рано или посдно лес умрёт.

– Тебе мало? – смотреть в лицо Здиславе было противно. – Мало смертей?

– Достатофно на время. Но будут ефо. Подофди, сародей. Рано или поздно лесу придёт конец.

Милош сжал кулаки, и огонь заревел в нём, прорываясь наружу.

– Я могу убить тебя прямо сейчас, – процедил он, всё так же не глядя на Здиславу. – Так что лучше закрой рот. Твоя богиня проиграла.

– Проиграла? О нет, соколик. Кроме моей госпофи, все боги мертвы. Есть только смерть!

Старуха захохотала рвано, хрипло, как дохлый ворон.

– Ты не лесная ведьма, соколик. Ты не убьёфь меня. И ефо об этом пофалеефь.

Рывком он вскинул руку, в ней вспыхнуло пламя. Не жалко огня, не жалко силы, чтобы остановить ведьму. Он уже научился убивать в битве, почему здесь нельзя? Почему он не может?

Здислава захохотала громче прежнего.

– Нет, сародей.

– Чего ты смеёшься?

Позади раздался тяжкий вздох.

Ведьма вдруг выгнулась дугой, беззубый рот растянулся в улыбке. Язык облизал губы.

– О-ох, – протянула она. – Клятва выполнена.

Милош отпрянул, а старуха застонала от удовольствия.

– Смерть так сладка, – проговорила она. – Когда умирают другие.

И вдруг серые одежды её рухнули на землю. Из-под тряпья вылез ворон. Он взлетел, бросился прямо в лицо Милошу. Он только успел прикрыться руками. Птица пронеслась над ним, задевая волосы когтями, и устремилась в небо.

Никогда прежде Милош не видел, чтобы оборотень так легко менял обличья. Здислава стала сильнее с сотнями смертей, что принесли Моране мор, война и голод. И станет ещё сильнее, если не наступит мир.

Долго ещё в небе виднелась чёрная птица. Ворон устремился на северо-запад, к Модре.

– Неужели это всё?

Милош оглянулся. Ежи сидел на краю оврага, понурив голову. Тьма вокруг него притихла, запряталась куда-то вглубь.

Светлые волосы Ежи потемнели от дождя, нависли на лоб и глаза. Милош медленно, осторожно приблизился к оврагу. Глаза Войцеха закрылись уже навсегда.

– Что, всё? – спросил Милош.

– Неужели мы уже никогда больше не будем друзьями?

Он поднял голову, в его глазах стояли слёзы.

– Ты боишься меня, я вижу. Даже не так: ты меня презираешь. Но я этого не просил. И когда всё случилось, то никто не мог и не хотел мне помочь, что мне оставалось делать? Руки на себя наложить? И я подумал, а как бы поступил ты?

Слова вырывались из него вместе со слюной и слезами. Он вцепился пальцами в жёлтую траву под собой так сильно, точно боялся сорваться и накинуться на Милоша с кулаками.

– И я понял, что мне только одно и осталось: использовать своё проклятие себе во благо. Разве плохо, что я стану защищать людей от духов? Они убивают нас. Чары нас всех убивают, Милош, и тебя тоже. Ты только посмотри на своё лицо!

– Ну, я-то себя убивать точно не буду, – проговорил он. – А иначе мне от чар никак не избавиться. Таким я рождён.

Ежи обиженно надул губы, как он делал всегда, с самого детства.

– И ты тоже должен жить, – продолжил мягче Милош. – Я бы не вынес, если бы с тобой что-нибудь случилось.

Защипало глаза, он выпучил их, прикусил губу, силясь справиться с непрошеными слезами.

– Я…

Милош вздохнул глубоко, собираясь с мыслями.

– Я буду скучать по тебе. И по маме. Поцелуй её за меня, ладно?