Пуансеттия

Крик ребенка, наконец, прекратился, и я представил его в руках матери, чистого ребенка с ребенком на руках. О царе будут хорошо заботиться юная Мария и ее пожилой муж Иосиф. Мудрость учит нас любви к детям и страха перед царем, но этого ребенка я боялся и любил, как царя.

- Как мы будем любить царя на расстоянии? - спросил Гаспар, будто прочитав мои мысли. Возможно, так и было. - Как мы будем хранить верность?

- Будем ждать. - Я сделал шаг вперед, от царя, еще один шаг по осколкам. Они так глубоко впились в мою ступню, что я ощутил их в горле. - Любовь терпелива.

- Любовь терпелива, - повторил Гаспар.

Бальтазар кивнул своей благородной головой. - Да, любовь терпелива. - Они снова повернулись на Восток. И мы продолжили идти.

По нашим часам, календарям и меркам, прошло тысячу девятьсот восемьдесят пять лет с той ночи, когда мы повернулись спиной к звезде.

И я все еще жду своего царя.

Руки Магдалены тряслись, пока она медленно и аккуратно складывала работу Маркуса и возвращала ее в карман его брюк.

- Надеюсь, ты получишь хорошую оценку, - мягко сказала она.

- Получу. Я всегда ее получаю.

- Слава Богу они не оценивают личность, - сказала она, и глаза Маркуса вспыхнули, словно оскорбление попало в цель, вместо того чтобы пропустить мимо ушей ее выпад, как он всегда и делал.

- Но...

- Допрос окончен.

Магдалена быстро развязала ему руки. Ей не стоило читать его домашнюю работу, она уже пожалела об этом. Она читала вслух любовные письма менее личные и интимные, чем эти несколько сотен слов мужчины, который любил короля, и которому пришлось уйти от него. - Ты мне наскучил.

- Но вы сказали, что у вас есть новая игрушка, которую надо опробовать.

- Есть. Но ты не нужен мне без рубашки, чтобы протестировать ее.

- Тогда зачем вы заставили меня снять ее?

- Посмотреть, сможешь ли ты раздеться.

Сорен поднял рубашку с пола и с некоторым раздражением и небрежностью натянул ее. Если бы ей пришлось охарактеризовать его выражение - она бы использовала слово «обидчивое».

- Заставить меня раздеться ради Рождественского подарка - не так нормальные люди отмечают Рождество, - сказал он.

- Откуда тебе знать?

- Я пытался провести с вами, Магда, одно приятное Рождество.

- Почему? Ты не милый. Как и я.

- Мне уйти? Позвольте перефразировать. Мне стоит уйти.

Маркус застегнул рубашку по пути к двери. Она встала между ним и дверью и подняла руку, вызывая его сделать еще один шаг. Он остановился.

- Тебе не разрешали уходить, - сказала она.

- Вы называете меня трусом, именно вы сжимаетесь от ужаса, когда видите меня человеком одну единственную секунду. Если вы не хотите знать, что в моем сердце, вы должны прекратить вскрывать его.

- Это был не ужас, Бамби. Это была скука. И ты не получил разрешения уходить, - повторила она. У них слишком часто проходили эти соревнования в силе воли. Если она не победит, он проиграет. Этот мальчик должен научиться проигрывать, или он станет еще более опасным, чем уже есть. Ради его блага и блага всех, кому он когда-нибудь будет пастырем, с кем когда-нибудь будет дружить, или даже любить, он должен хорошо научиться проигрывать.

- Я и не спрашивал разрешения.

- Ты не спрашивал разрешения приходить в мой дом сегодня. Ты не уйдешь, пока я тебе не разрешу.

- Тогда разрешите поскорее, или я уйду без него.

- Ты ведешь себя как ребенок. Нет, не ребенок, а как засранец. Мы с тобой достигли такого прогресса, чтобы ты вернулся к тому надутому дикому маленькому мальчику, которым был, когда мы познакомились. Ты просил помочь тебе стать «хорошим садистом». Это твои слова, не мои. Ты хотел знать, как стать хорошим садистом, засранец? Вот как - не превращай твои извращения в чью-то проблему, и как говорят в твоей стране - ты не можешь всыпать кому-то по первое число, если сам такого не вытерпишь.