Публичные фигуры. Изобретение знаменитости (1750–1850)

С другой стороны, знаменитость, несмотря на внешние признаки, ни в коей мере не тождественна «широкой» репутации. Увеличивая до предела «круги признания», рекламные механизмы создают особую, специфическую реальность. Знаменитость сразу же перестает подчиняться критериям, определяющим репутацию. Когда писатель, актер или преступник становятся знаменитыми, интерес публики к ним измеряется иными критериями, нежели те, по каким оценивается их профессиональная деятельность. Они становятся публичными фигурами; отныне о них судят не только по их профессиональным качествам, но и по умению пробуждать и удерживать интерес публики. Так объясняется удивительная способность культуры знаменитости уравнивать людей, представляющих самые разные сферы деятельности. К актерам и политикам, писателям и героям светской хроники в период их известности (иногда довольно краткий) относятся одинаково, как к звездам медиашоу.

Теперь о втором признаке, отличающем знаменитость от репутации: любопытство, проявляемое к знаменитым людям, особенно сильно сказывается на их частной жизни, превращающейся в объект коллективного внимания. Выход признания за пределы ближнего круга – коллег и родственников – рождает среди публики не легкий, сдержанный, отстраненный интерес, как можно было бы ожидать, но сильнейшую эмоциональную привязанность, воплощением которой служит фигура фаната. Эта привязанность неотделима от личной, сокровенной связи с кумиром, хотя чаще всего речь идет об отношениях заочных, воображаемых и односторонних. Разница между знаменитостью и репутацией, знаменитостью и славой не только количественная; о ней невозможно судить по числу людей, знающих то или иное лицо.

Впрочем, было бы нелепо утверждать, что барьеры между репутацией, знаменитостью и славой полностью непроницаемы. Важнее обозначить круг вопросов, встающих перед исследователем: почему некоторые люди, которыми могут быть не только актеры, писатели и политики, но также «знаменитости дня», случайные герои хроники, вызывают такой интерес, не всегда зависящий от их заслуг и вообще от их действий? Как этот интерес меняет формы признания, существующие в различных специфических сферах, например в мире культуры или в области политики? Почему к знаменитости всегда относились с таким подозрением и недоверием, включая тех, кто отчаянно ее жаждал? Любое исследование относительно знаменитости должно начинаться с вопроса: какова природа интереса, заставляющего нас следить за жизнью кучки наших современников, с которыми мы никогда не встречались лично?

Чтобы на него ответить, нам нужно отследить первые проявления подобного интереса. Знаменитость как феномен возникла в XVIII веке, в ходе глубокой трансформации публичного пространства и первых попыток коммерциализации развлечений. С тех пор культура знаменитости прошла долгий путь развития, соразмерный расширению медиасферы. Но основные механизмы, характеризующие эту культуру, вполне опознаваемы уже в конце XVIII века. Некоторые авторы того времени в точности описали такие механизмы, стремясь понять, что представляет собой новый социальный персонаж – знаменитая личность, – который, как они видели, несводим ни к чему им известному: ни к герою, чей образ переживал возрождение под видом «великого мужа» и «гения», ни к «честному человеку», обладателю безупречной репутации, ни к художнику, признанному в своем кругу. Таким образом, развитие специфических механизмов знаменитости сопровождается топикой знаменитости. Этим термином я обозначаю совокупность суждений, анекдотов и рассказов, которые, не претендуя на последовательный анализ, свидетельствуют о коллективном усилии по осмыслению нового феномена и сообщают нам о нарративных и лингвистических средствах, с помощью которых люди пытались сориентироваться среди непривычных им явлений социального мира. В XVIII веке появляется само слово «знаменитость» в его современном значении, но дело этим не ограничивается: описываемые им реалии вызывают к жизни целый поток различных толкований, призванных описать эти реалии и подыскать им какое-то объяснение.