Мисюсь исчезла, как весь тот мир с амосовскими печами, липовыми аллеями и мезонинами, как призрачная, оставшаяся на старых фотографиях Россия.
Остался дом Перцовой напротив нового храма. Отопление там центральное, горячей водой. Ничего не стучит.
Жестянка с Россией была вскрыта давно. Её нельзя укупорить обратно, всё улетучилось.
Смолкли звуки молоточков.
Застучали серпы и молоты.
Пятак (об одной сквозной литературной детали)
Сатин. Дай мне пятак, и я поверю, что ты талант, герой, крокодил, частный пристав… Клещ, дай пятак!
Много лет ведя дневник наблюдений за живой природой, я решил прикоснуться к трепетному явлению русского шансона. Для таких наблюдений есть целый телевизионный канал, что посвящён этому выдающемуся явлению.
Ещё недавно был такой стереотип — все люди, что занимаются частным извозом, всенепременно заставляют своих пассажиров слушать русский шансон, который вроде морской свинки — и не морская, и не свинка, и не всегда русский и вовсе не похож на французов жидконогих. Но времена переменились, и таксист, заставляющий своих пассажиров слушать песни группы «Воровайки», стал редкостью. Да и «Владимирский централ» уже редок в мире частного извоза.
Итак, я начал смотреть телевизор, что показывал мне русский шансон в пакетном режиме. Сначала я был несколько обескуражен, ожидая увидеть мужиков в майках и угрюмые нутряные песни, рвущие сердце как «колючая проволока из бритвенных лезвий».
Ан нет, за два дня просмотра я не увидел ни одного человека с приличной татуировкой, ну там, с куполами какими-нибудь, с крестами и финкой, увитой плющом. Собственно, татуированных там вовсе не было, а шансон представлял собой фестиваль «Славянский базар» в Витебске, с краткими вкраплениями стилизованной цыганщины имени театра «Ромэн» — всё как в такси. Потом мне показали барда Митяева. Что-то было очень правильное в том, что эти жанры как-то слились, и вот уже бард Митяев в телевизоре говорил, что «русский шансон», настоящий качественный блатняк, должен быть подразделением авторской песни, мировой значимости явления.
Я был вполне с этим согласен — потому что жанр действительно уникальный — с одной стороны эклектика, а на самом деле новый, очень строгий жанр. Скажешь что не так — труба. Вход — рубль, выход — три.
Коктейль, но очень строгих пропорций — столько-то процентов Михаила Круга и Любови Успенской, столько-то процентов певца Новикова и, наконец, некоторое количество весовых частей Тимура Шаова, Ирины Богушевской и даже Городницкого.
Удивительно тут то, как работает принцип «на одном поле… не сяду». Эта хитрая комбинаторика подсказывает: нет, сядешь. Потому что это опыт пересечения множеств, хоть некоторые из них пересекаются только в одном элементе. Например, песенный коллектив «Лесоповал» вполне комплементарен Михаилу Кругу, а вот Богушевской вовсе не комплементарен. Маруся Огонёк не стоит рядом с Вертинским, но через двух исполнителей к нему сводится. И задаёшься вопросом — «Не в падлу ли N. на одном-то поле»? — и, понимая, что нет, хочешь разобраться, почему. Мудрые наблюдатели в этом месте начинают говорить о том, что злато побивает булат — по крайней мере в долгосрочной перспективе.
Эти цепочки и их соединения мне и интересны. Впрочем, другие рассудительные люди предлагают проигрывать некоторых исполнителей в карты уже на этапе. Не отрицая эту мудрую мысль, нужно сказать, что русский шансон, похожий на морскую свинку всё же даёт пространство для интересных наблюдений.
Наконец, появились перед моими глазами и Михаил Круг, непонятные хриплоголосые старики и ранее неизвестный мне Игорь Слуцкий. Был он кругл лицом и произносил, несколько набычившись, нормальные банальности.
Но дело не в том, что он не выказал острого ума — мало ли что кому покажется, и человек с микрофоном не хрустящий червонец. Дело в том, что Игорь Слуцкий начал рассказывать о песне «Туда», которую он написал случайно. (Я очень люблю авторов, объясняющих, как и что они написали — это особо привлекательный жанр). И вот насупленный Слуцкий сообщил, что первое, что пришло к нему — были слова «Зазвенел о камень пятак». «Не знаю, — говорил он, — откуда это взялось, но песня выстроилась вокруг этих слов».
Фраза действительно хорошая, да.
Надо сказать, что Слуцкий не производил впечатления мистификатора — не знаю, конечно, может, весёлый человек и любителей розыгрышей, он по ночам Шиллера читал без словаря, но всё же, всё же…
Итак, он пел:
Первая строчка тут отсылает к Маяковскому — «пройду стороною…», и Бунину «внезапный дождь косыми полосами», но дело не в нём, а в пятаке.