Оберштурмбанфюрер СС Адольф Эйхман, по слухам, прекрасно знал идиш и иврит. С этим тёмная история — было мнение, что он в своё время брал уроки у реформатского раввина в Берлине, а будучи пойман, читал текст «Шема» наизусть. Но дело не в многочисленных легендах, а в том, что банальное зло вовсе не безъязыко.
Альфред Розенберг родился в Ревеле (нынешнем Таллинне со всеми его удвоениями), а потом окончил МВТУ, получил диплом инженера. В качестве его знания русского нет сомнений.
Ясно, что это разные пути: впитать в себя язык с детства, а другое — выучить в зрелом возрасте.
И сейчас мы предполагаем, что человек, который затрачивает немалый труд, чтобы впустить в себя слова чужого языка, вольно или невольно испытывает эмпатию к самому народу.
Но язык учат не всегда для того, чтобы читать поэзию в подлиннике. Часто его учат, чтобы знать язык врага. Это было во все времена — знать язык врага, и лучше хранить свой внутренний язык от чужого.
У Аркадия Гайдара есть такой очерк «Война и дети». Он вышел в «Комсомольской правде» 21 августа 1941 года. Жить Гайдару остаётся два месяца — 26 октября его убьют в бою с настоящими, невыдуманными фашистами, не теоретиками, а практиками освоения восточных земель.
А пока он пишет: «Перед боем на берегу одной речки встретил я недавно парнишку.
Разыскивая пропавшую корову, чтобы сократить путь, он переплыл реку и неожиданно очутился в расположении немцев.
Спрятавшись в кустах, он сидел в трёх шагах от фашистских командиров, которые долго разговаривали о чём-то, держа перед собой карту.
Он вернулся к нам и рассказал о том, что видел.
Я у него спросил:
— Погоди! Но ведь ты слышал, что говорили их начальники, это же для нас очень важно.
Паренёк удивился:
— Так они же, товарищ командир, говорили по-немецки!
— Знаю, что не по-турецки. Ты сколько окончил классов? Девять? Так ты же должен был хоть что-нибудь понять из их разговора?
Он уныло и огорченно развел руками:
— Эх, товарищ командир! Кабы я про эту встречу знал раньше…»[385]
Есть другая история — про американцев. Во Второй мировой войне четыре сотни индейцев навахо служили в морской пехоте радистами, занимаясь естественным шифрованием. Язык был недоступен врагу, и понятен только соплеменнику у другой рации. Поверх родного языка они использовали ещё особый код — но это уже отдельная история.
Во время фестиваля «Эшколот»
(проходившего при поддержке фондов Genesis и Авихай) меня привели в Кнессет — там шла речь о войне и мире языков, в частности, внутри парламента. Помимо того, как строят обычные представители службы по работе с общественностью (они всегда ловко сообщают одни и те же правильные вещи), была произнесена важная фраза — если человек, хочет, чтобы его услышали, то он говорит на том языке, на котором его поймут.Коммуникация проста и понятна.
Если хочется, чтобы враг тебя услышал, учат его язык, и это тоже верно во все времена.
Тайный язык всегда нужен в противостоянии — в пятнадцатом веке появилась знаменитая «Книга бродяг» — Liber Vagaborum. В конце этой книги, изданной в Базеле, был приведён словарь, в котором примерно четверть слов была еврейскими. Воры и бродяги воевали с властью, и естественно, придумывали свой секретный язык.
Не менее знаменитый язык офень, превратившийся просто в «феню», наполнился еврейскими словами больше века назад, да так, что эти слова хлынули из него в русский, и закрепились там навсегда.
Я, кстати, отвлёкся тогда и стал вспоминать другие истории из семинаров «Эшколот» — то, как звучат еврейские считалки, прорастающие из заклинаний. Тогда я слушал об играх, а древние игры — это особый язык друзей, которые отгораживаются от внешнего мира — взрослых или просто чужих.
Это свои секретные языки, через создание которых проходит едва ли не каждый ребёнок — и даже без особой тяги к филологии.
Но на фестивале меня привели ещё и в мемориальный кабинет Бен Иегуды, «отца современного иврита» еврейского Даля. Кабинетом была комната с частью мебели и книг в современном здании. И тут я сообразил, что перед индейцами навахо стояла та же задача, что перед евреем, пытавшимся придать новые силы своему языку.
Жизнь ушла вперёд, и вокруг людей появилось огромное количество новых, неописанных предметов.
И индейцам, в языке которых не было всех тех слов, что обозначали радиостанции и радары, самолёты и парашюты, пришлось сконструировать полтысячи новых обозначений. Они придумали что сочетание «железная рыба», то есть «беш-ло» будет соответствовать подводной лодке, пикирующий бомбардировщик звался «гини» (ястреб), истребитель — «да-хе-тих-хи» (колибри), а крейсер — «ло-тсо-яззи» (маленький кит).
Вражда двигает языки вперёд, одновременно уменьшая количество их носителей.
Но всё-таки есть эмпатия, возникающая посредством языка. Она прорастает, как трава сквозь брусчатку, если её не выпалывать специально.