Когда только стало известно о том, что на Оружейном переулке будут ставить памятник творцу советского стрелкового оружия, то люди чересчур либерального склада говорили, что омерзительно видеть памятник конструктору смерти. Вторые, чуть менее либеральные (а пуще того — либертарианцы) тыкали первым в нос памятником американскому человеку Самуэлю Кольту. Малолиберальные люди в необходимости памятника не сомневались, но сходились со всеми предыдущими в том, что памятник похож на могильный и не отвечает их представлениям о прекрасном. Но уж как появился тот самый бронзовый чертёж, так общество консолидировалось — вот она волшебная сила искусства! Мало я знаю случаев такого единодушия, вызванного многопудьем бронзы.
В-третьих, (тут будет мысль, которую непонятно как назвать — оптимистической или пессимистической) — городские жители ко всему привыкают — и к узким тротуарам, а потом — к широким, они привыкают к трамваям, а потом к их отсутствию. Они привыкают к исчезновению троллейбусов, как раньше привыкли к исчезновению кондукторов в троллейбусах. Парижане привыкли к Эйфелевой башне. Москвичам непонятна ненависть поэтессы Цветаевой к доходным домам того времени:
Сейчас бьются за их сохранение — шестиэтажных уродов теснят пятнадцатиэтажные. Да и шестиэтажный куда милее высотой потолков. Ещё живо некоторое количество москвичей, что пережило ленинский план монументальной пропаганды.
Если верить великому пророческому фильму французского режиссёра Бессона «Пятый элемент», то город будущего будет на сто этажей вниз, сто этажей вверх и всюду будут сновать летающие такси. Где там домик прабабушки в уличках старой Москвы, где шестиэтажный урод? Да где там памятник человеку с непонятным предметом в руках?
Но есть ещё и, в-четвёртых: история с памятником знаменитому оружейнику не трагичная, а смешная. И основным её фигурантам должно быть не по себе именно из-за того, что наблюдателю она кажется смешной.
Выкликание буревестника (об интеллигенции и революции)
Пожирает всё кругом:
Зверя, птицу, лес и дом.
Сталь сгрызёт, железо сгложет,
Крепкий камень уничтожит,
Власть его всего сильней,
Даже власти королей.
Много лет назад, будучи подростком, я читал в журнале «Знание — сила» статью о теории вероятностей и комбинаторике. Это была очень хорошая статья, но автор её был популяризатор науки, а не предсказатель. Оттого в тексте вышел прекрасный образ: там говорилось, что так как Вселенная бесконечна, где-то там, вдалеке, найдётся всё — в том числе (тут следовало перечисление) и, тут автор делал паузу — даже «Праздничные призывы к столетию Великой Октябрьской социалистической революции».
Смысл этой фразы был понятен, отдавая поклон пострадавшим за теорию множественности миров, говорилось, что там есть и то, что предстоит нам в будущем.
Когда я подрос, то обстановка вокруг стала совсем другой, а уж теперь мало кто помнит, что за странный обряд связан с этими призывами. Дело в том, что накануне праздника 7 ноября во всех главных газетах, на первой полосе печатали «Призывы ЦК КПСС по случаю <…> годовщины Октябрьской революции». До 1943 года они назывались «Лозунги ЦК ВКП(б)». Два раза в год (потому что призывы печатались ещё и накануне Первомая), всякий мог прочитать список этих речёвок из нескольких десятков позиций вроде: «Работники химической промышленности! Улучшайте технологию производства, расширяйте ассортимент и повышайте качество химических продуктов! Больше минеральных удобрений и других химических продуктов для народного хозяйства!» или «Советские профсоюзы! Шире развертывайте социалистическое соревнование за выполнение и перевыполнение пятого пятилетнего плана! Распространяйте опыт новаторов производства! Проявляйте неустанную заботу о дальнейшем повышении материального и культурного уровня жизни рабочих и служащих! Да здравствуют советские профсоюзы — школа коммунизма!»
В моём детстве это уже были звонкие, но бессмысленные слова. Время вымыло из лозунгов ярость и отчаянную решимость прошлого. Это уже были просто заготовки для транспарантов.
И вот что наличествовало на другом краю Вселенной — этот список кричалок из не наступившего времени.
Интересно, что тогда, в семидесятые, я был уверен в блоковской неумолимости будущих событий — всё обязательно так и произойдёт. И повторится — аптека, улица Горького, парад, демонстрация.
Блок, кстати, написал своё стихотворение про ледяную рябь канала и «всё будет так» 10 октября 1912 года. «Живи ещё хоть четверть века» — через четверть века был 1937 год, и всё было не совсем так.