Публикации на портале Rara Avis 2015-2017

Одно дело, если в телевизоре появляется неизвестная голова и говорит о нравственности просто так, совсем другое — если в бегущей строке значится: «писатель, лауреат». Этому, значит, можно.

Под конец я предлагаю читателю проделать поучительный эксперимент: вспомнить, кто получал главные литературные премии лет семь-восемь назад, ну, хорошо — три-четыре года тому.

А потом проверить, погуглив.

Я погуглил.

Очень отрезвляет — в особенности тех, кто спорит о судьбоносности выбора.

Невнимательному читателю может показаться, что я недоволен этой картиной мира и этим образом существования литературы, а также кем-то из многочисленных лауреатов — так вовсе нет.

Это как с демократией, про которую Черчилль говорил, что она отвратительна, но лучше ничего нет.

Ну, нет у нас иного механизма.

И те выборы, что случились в конце этого года — ещё лучше прочих.

10.12.2015

​Кончен год (о том, чем закончился Год литературы в России)

Холоден и переменчив погодой град Петербург в декабре.

Стылы проспекты его и площади.

Написана в нём великая литература.

В год от рождества Христова две тыщи пятнадцатый заканчивался в нём год литературы, и это было весёлое дело.

Весёлое дело было весёлым оттого, что год был страшнее предыдущего, а литература — сама по себе.

Год был непонятно зачем, а литература — понятно зачем.

И не так понятно было, что в этот год сделано такого, что нельзя было сделать в любой другой.

На сцену театра посреди великого города вышел царь и сказал, что на Красной площади была устроена ярмарка, а ещё сотни людей читали в телевизоре знаменитый роман.

Читали они его, правда, бесплатно, но на литературу в тот год было потрачено восемь мильярдов рублей.

Сперва давали триста мильонов, но это вышло как-то неловко, и прибавили.

Говорили потом и про три, а затем — про восемь.

Хорошо бы, конечно, посмотреть список трат и всех поимённо назвать, да негде и трудно узнать.

Если кто потом тот список напишет — что и куда ушло, то и хорошо, а не напишет — так наш народ отходчив, а отходчив он, потому что забывчив.

Аренда книжных магазинов осталась высокой, издательства по-прежнему похожи на неповоротливых прожорливых динозавров, будущее толстых литературных журналов неопределённо, а школьники наши ленивы и нелюбопытны.

Не хотят читать из уважения, хоть их секи.

Есть им из чего выбирать — занятий много.

А вольный ветер литературы всё равно веет, где хочет.

Ему всё равно — веет он к востоку, веет к западу, переменяется ветер и переходит на круги своя.

Литература вообще устроена так, что её рождение не требует денег.

Вдохновение не продаётся.

Продаются рукописи, хоть сейчас они не в цене.

Их просто стало очень много. А товар, находящийся в изобилии, дешевеет.

Нынче все поголовно грамотные, и клавиши стучат у всех одинаково.

Оттого книг стало очень много — это денег на них мало, а книг в избытке.

А с самой литературой дела обстоят прекрасно, потому что литература остаётся литературой, даже когда она не продана.

Поэзия остаётся поэзией, даже когда она не напечатана.

Христа и вовсе не печатали, как, по словам Ахматовой, кричал Мандельштам, спуская поэта-нытика со своей лестницы.

Удивительная сторона заботы о литературе заключается не в том, что нужно поддержать её производство, а в том, что огромные деньги берутся на то, чтобы поддержать её употребление.

Настоящая поэзия должна была бы крикнуть: «Прочь, профаны! Не для вас звенит наше слово, а хотите, чтобы вам открылись тайны, так стопчите шесть пар железных башмаков, чтобы приникнуть к ключу, называемому Кастальским».

Но поэты по ошибке говорят не это.

Они выходят и говорят: «Если наше авторское право не будет уважено, и не будет выдана нам копеечка малая, то мы сдохнем».

А люди со стылых проспектов и площадей хмуро отвечают им: «Мы читали вас бесплатно с помощью умных устройств и электрических проводов, мы не платили вам денег и тогда, а теперь и вовсе перестали читать. Когда ж вы сдохнете?!»

«Не хотим умирать — ни на Васильевском острове, ни где бы то ни было», — отвечают поэты и поворачиваются к царю: «Дай копеечку, царь Ирод, дай. А то умрём».

Но никто им не подаёт, потому что это не поэзия, а разрешённый воздух из кондиционера.

Литература сделана из отчаяния и ужаса, а не из кондиционированного ветра.

Не надо путать авторское право с имущественным.

Умереть за литературу сейчас сложно — всё время толкают под руку и спрашивают, будет ли премия в конце. А в конце премии должен быть фуршет.

Много лет назад один лысый писатель кричал, что одни льют в свои книги кровь, другие — сперму, а третьи — мочу. Приёмка всё равно идёт по весу.

За эту текучую жизнь, за неверно выбранные жидкости и расплачивается нынешнее поколение, растратившее своих поэтов.

Нет, не страшно ничего — ни арендные ставки, ни провалившаяся куда-то копеечка, всё в жизни устроено правильно.

Музыканты «Титаника» были поэтами, они не тревожились, будет ли их занятие внесено в реестр как профессия. Приёмка была не по весу.