Боль снова охватила Луна, но на этот раз она не пронзила живот, а обожгла и разошлась по рукам и ногам, словно яд начал расползаться по его телу. Какое-то время он ничего не слышал и не понимал, пока кто-то не протер его лицо холодной мокрой тряпкой и не заставил выпить что-то едкое и густое. Жижа была похожа на отвар, который ему давала Лоза, и Луну чуточку полегчало. Затем он услышал, как в комнату вошел кто-то еще, и все начали громко препираться.
Гнедая сказала:
– Сегодня в опочивальнях убирался Мох.
Ей ответил молодой мужской голос. Он обескураженно произнес:
– Нет, я убирался перед тем, как они улетели с Селадонной в земной город. Сегодня я работал в саду. А сюда приходила только ты.
Гнедая осталась невозмутима.
– Нет, ты ошибаешься. Меня здесь не было. В чертоге был только ты.
– Ничего я не ошибаюсь, – дрожащим голосом сказал Мох. – Я же… Я…
– Мху всего двадцать циклов от роду, он лишь недавно вышел из яслей, – резко прервала их спор Селадонна. – Зачем ему травить консорта, которого он прежде в глаза не видел?
– А зачем это Гнедой? – возразил кто-то. – Она же помогала Пушинке и Лепестку заботиться о королевских птенцах, когда напали Скверны.
Едва сдерживаясь, чтобы не зарычать, Нефрита хрипло сказала:
– Значит, мальчишка Мох не знаком с Луном, а Гнедая его знала.
– И она пересекалась со Сквернами, – мрачно прибавил Звон. – Зачем еще кому-то это делать, как не по их указке?
Голос Гнедой звучал все так же безмятежно.
– Лоза давала ему какой-то отвар.
Лун смог разлепить веки. Он не видел Гнедую – видимо, та стояла где-то у входа. Нефрита все еще сидела рядом; ее кулаки были сжаты, а шипы подняты в бессильной ярости. Селадонна стояла сразу за ней, лицом к арборам. Ее шипы дрожали, плечи были напряжены, и Лун с ясностью, которая приходит лишь на пороге смерти, увидел, как ее бессильная тревога постепенно сменяется недоверием и яростью. Селадонна сказала:
– Это было два дня назад, а когда напали Скверны, Лоза еще даже не родилась. Что очевидно. – Последнее слово она почти что проскрежетала.
Утес склонил голову набок. Его терпение, похоже, было на исходе. Когда он зарычал, пол под ними завибрировал:
– Кроме того, я сам пробовал тот отвар. В нем были лишь травы и молоко из растений. Больше ничего.
Поразительно, но Гнедая все так же безразлично ответила:
– Травы бывают ядовитыми.
Нефрита зашипела и вскочила на ноги. Елея бросилась вперед и схватила ее за руку. Нефрита тут же высвободилась, но Селадонна окрикнула ее:
– Стой!
Нефрита помедлила, с отчаянием посмотрела на Луна, а затем отступила. Елея облегченно зашипела.
Селадонна снова повернулась к арборам.
– Наставник заглянет в головы Гнедой и Мха и во всем разберется.
Гнедая оставалась спокойной, словно прямо перед ней посреди комнаты никто не умирал. Она сказала:
– Нет. Я отказываюсь. Почему мне никто не верит?
Лоза рыкнула:
– Пусть наставник – любой наставник, – прочтет мои мысли. Мне нечего скрывать. А тебе, Мох?
– Мне тоже. – Голос Мха дрожал, но скорее от гнева, чем от страха. – Пусть смотрят.
Гнедая повторила:
– Я отказываюсь.
Лун должен был увидеть ее. Он приказывал своим рукам шевелиться, хотел приподняться на них, но они так и остались лежать на его груди каменным грузом. Утес просунул руку ему под спину и помог сесть. Лун сморгнул с ресниц капли пота и посмотрел на Гнедую.
Она стояла у стены опочивальни, одна. Другие арборы попятились прочь и оторопело, с растущим ужасом таращились на нее. Лун выдохнул:
– Я знаю, что это сделала ты.
Гнедая посмотрела на него, и ее безразличие вмиг сменилось безумным гневом.
– Я так и знала, что ты солгал. Ты все-таки помнишь.
Нефрита снова рванулась вперед и врезалась в плечо Селадонны.
– Что ты ему дала?
Лоза шагнула к Гнедой, сжимая кулаки.
– Отвечай! Что ты ему дала? – Гнедая лишь уставилась на нее. Наставница оскалилась – Лун не ожидал от нее такого остервенения. – Я ведь могу заставить тебя говорить.
Лун ощутил, как напрягся Утес и как позади него что-то изменилось. Словно до этого поблизости прятался хищник, который теперь показался, чтобы напасть на свою жертву. Лун огляделся, и в тот же миг Малахита распрямилась, как змея, и встала. Лун успел забыть о том, что она здесь – или же она заставила его забыть. Судя по тому, как потрясенно замолкли остальные, они тоже ее не замечали.
Воины и арборы попятились, уступая королеве дорогу. У Гнедой перехватило дыхание, и она вжалась в стену. Малахита почти осторожно обошла Луна и Утеса. В повисшей тишине раздавался лишь стук ее выпущенных когтей по гладкому деревянному полу. Она медленно подошла к Гнедой и остановилась лишь в шаге от нее.
Гнедая задрожала, но, казалось, она не может ни пошевелиться, ни отвести взгляд. Малахита единожды, почти лениво хлестнула хвостом. Лун похолодел и даже перестал чувствовать мучивший его жар. Малахита словно вытянула из комнаты все тепло.
Она негромко спросила:
– Что ты положила в чай?
Широко распахнув глаза от ужаса, Гнедая прошептала: