– Охотники убили древесную гадюку и принесли в колонию вместе с добычей. В ней еще был яд. В первый раз я подмешала недостаточно… – Она замолкла, когда двое наставников вскочили, протиснулись мимо других арборов и выбежали из опочивальни.
Лоза отвернулась, вывернула свою сумку и стала рыться в пакетах с травами. Она пробормотала:
– Кажется, мы можем… Есть противоядие, но придется…
Лун повернулся на бок и лег Утесу на колени. Он больше не хотел ничего слышать. Утес похлопал его по спине, и Лун сосредоточился на биении сердца и глубоком, рокочущем дыхании праотца.
Когда Утес поднял его, он зарычал. Сморгнув слезы, навернувшиеся от боли, Лун увидел, что двое убежавших наставников вернулись и вместе с Лозой склонились над котелком с цветастым варевом. То немного дымилось. Кроме них и Утеса, в опочивальне больше никого не осталось.
Лоза зачерпнула жидкость чашкой и передала ее праотцу. Тот вложил чашку Луну в руки и помог поднести ее ко рту. От жидкости исходил гнилостный запах, словно ее сварили в желудке дохлого травоеда, но Лун все же смог заставить себя отпить. Его чуть не вырвало, но он через силу сглотнул. Едва жидкость коснулась гортани, ему стало казаться, что он пьет шелк, прохладный и мягкий. Разодранное горло сразу же перестало болеть, а когда приятный холодок опустился в желудок, Лун испытал такое облегчение, что обмяк, лег Утесу на колени и свернулся калачиком, как маленький птенец. Он услышал, как Утес спросил:
– Еще чашку?
– Нет, – ответила Лоза. – Если дать слишком много, станет хуже. Пускай отдохнет, потом посмотрим, как он.
Лун, не поднимая головы, пробормотал:
– Зачем она это сделала? Я же солгал, я ее совсем не помню.
– Мы не знаем, – сказал Утес и потрепал его по волосам. – Спи давай.
Когда Лун наконец открыл глаза, за окном, в центральном колодце, уже вовсю сверкали рассветные лучи. Легкий сквозняк разносил по комнате влагу и запахи водопада. Лун лежал, свернувшись калачиком у очага, в гнезде из одеял. Его одежда промокла от пота, и он чувствовал себя так, словно всю ночь провалялся в холодной грязи.
Утес лежал рядышком, распластавшись на спине, и негромко рычал во сне. Кроме них в комнате был кое-кто еще – пожилой арбор с темно-медной кожей и темными вьющимися волосами. Он сидел по другую сторону очага. Лун узнал в нем одного из наставников, которые прошлой ночью помогали Лозе. Точнее, он надеялся, что это было прошлой ночью. Кто-то успел сменить постельное белье и прибраться в опочивальне; теперь здесь пахло лишь водопадом и зеленью, что росла в центральном колодце.
Арбор сказал:
– Меня зовут Каштан. Как ты себя чувствуешь?
Лун прохрипел:
– Словно меня наизнанку вывернули. – Он смутно, как во сне, помнил, что ему пришлось встать посреди ночи и срочно бежать в уборную. Назвать это «облегчением» было нельзя. Ему до сих пор казалось, что он вывалил в горшок часть жизненно важных органов.
– Понимаю. – Каштан поставил на горячие камни чайник. – Я могу заварить целебного чаю, очень некрепкого. Хочешь?
Лун хотел было ответить «да», но затем вспомнил, что уже попил чаю в Опаловой Ночи и поплатился за это. Каштан, видимо, тоже это понял и с усмешкой сказал:
– Я сам выпью первую чашку.
Лун кивнул. Глядя на то, как Каштан соскребает в кастрюлю прессованные листья, он спросил:
– Если вы друг друга не травите, то откуда у вас противоядие от той дряни, что мне дала Гнедая?
– У нас есть противоядие от укусов древесных гадюк, – поправил его Каштан. – Они иногда нападают на охотников и солдат. Поскольку ты этот яд проглотил, нам пришлось изменить отвар и смешать его с лекарством, которое защищало бы твой желудок, пока действует противоядие. – Он налил в кастрюлю теплой воды и мрачно прибавил: – К счастью, Гнедая – не наставница, и не знала, как сделать из змеиного яда по-настоящему сильную отраву.
Если этот яд сочли «слабым», то Луну не хотелось знать, как бы на него подействовал сильный.
Утес всхрапнул и сел, причем так резко, что Каштан вздрогнул. Лун все еще пребывал в полубессознательном состоянии, поэтому испугаться не успел. Утес потер лицо руками и, сощурившись, посмотрел на него.
– Ты как, в порядке?
Лун кивнул и пожал плечами. Чувствовал он себя ужасно, но хотя бы больше не умирал. Утес зевнул.
Похоже, ему тоже не удалось выспаться в эту ночь. Учитывая, в каком состоянии пребывал Лун, он порадовался, что, кроме праотца и наставников, его никто таким не видел.
– Где Нефрита и остальные?
Каштан ответил:
– Малахита заставила всех, кроме вашего праотца, уйти, чтобы мы могли спокойно работать. Лоза и Тростник сейчас отдыхают. – Он наполнил чашку чаем, выпил ее, затем снова наполнил и передал Луну. – Я пойду, скажу им, что ты проснулся. Они очень волновались и не успокоились, даже когда тебе стало лучше.
Когда Каштан поднялся на ноги и ушел из опочивальни, Лун осторожно понюхал чай, а затем попробовал его. Теплая вода была почти безвкусной, однако Лун допил чашку, после чего его горло перестало саднить, а желудок наконец решил, что умирать еще рано.
– Что стало с Гнедой? – спросил он Утеса.