– Я иногда ходила с охотниками в лес и однажды отделилась от них. Тогда я встретила… какое-то существо. Сначала я подумала, что он – земной обитатель, а затем поняла, что это какой-то необычный оборотень. Он стал задавать мне вопросы. Я… Я понимаю, что мне стоило молчать. Но я не могла не ответить ему. Не помню, что он сделал, но я рассказала ему все, о чем он спрашивал. – Она сглотнула. – Это был владыка Сквернов.
Звучало очень правдоподобно. Пушинка говорила, что прежде двор никогда не сталкивался со Сквернами. А когда Лун впервые увидел их в земном городе Сарасейл, он решил, что может быть одним из них.
– Потом они напали, убили солдат и других учителей, попытались ворваться в ясли, и лишь тогда я поняла, что они солгали. Ласточка слышала, как я умоляла их… Она все слышала и поняла, что я уже говорила с ними. Они не убили меня, и я не знаю почему. Я столкнулась с Ласточкой, и она обвинила меня во всем… Я солгала ей, сказала, что я не одна, что есть и другие. Что никто ей не поверит, если она попытается нас выдать, потому что нас будет много, а она одна. – Гнедая впервые посмотрела прямо на Луна. – Она ушла, и я больше ее не видела. Наверное, тогда она и сбежала, прихватив тебя и остальных детей.
«Ласточка, – подумал Лун в повисшей тишине. – Ласточка, которая затем стала называть себя Скорбью». Почему-то ничто из сказанного его не удивило.
Затем тишину прорезал голос Малахиты, звенящий, как стальной клинок.
– Ты лжешь.
Гнедая уставилась на нее.
– Нет… Я…
Малахита сжала и разжала когтистые пальцы.
– Ласточка была юной воительницей из чахлого выводка; все ее братья и сестры погибли в детстве, а сама она за всю жизнь почти ничем не отличилась при дворе. Однако она не была глупа. А то, что произошло потом, доказывает, что и отваги ей было не занимать. Ты сказала Ласточке, что другие оболгут ее и настроят против нее весь двор. Однако я думаю, что она увидела кое-что еще. Нечто столь ужасное, что она бежала из колонии, решив больше никогда туда не возвращаться.
Пушинка, не в силах больше сдерживаться, выпалила:
– Все маленькие консорты были с Лепестком. Так почему же Ласточка спасла Луна, но не остальных? Что случилось с Лепестком? Скорее всего, она подхватила моих… подхватила малышей-арборов, когда уже выбегала из яслей; но если бы она увидела других королевских птенцов… – Пушинка сжала кулаки, словно желая перевоплотиться и наброситься на Гнедую. – Почему же она их не забрала?
Арборы низко зашипели, когда до них дошел смысл слов Пушинки. Шипы Селадонны встали дыбом. Лун попытался вспомнить; он сосредоточился на том образе, который всплыл в его памяти, когда он впервые встретил Пушинку: как он прижимался к Скорби… то есть к Ласточке, как она летела, как плакали остальные. Но вспомнить больше он не мог.
Малахита молвила:
– Пушинка задала тебе вопрос. Отвечай.
Лицо Гнедой исказилось от гнева.
– Откуда мне знать, о чем думала Ласточка?
– О чем думала ты? – резко и гневно спросил один из арборов. – Если все было так, как ты рассказываешь, если Скверны очаровали и обманули тебя, то почему ты ничего нам не сказала? Мы бы тебя простили. В особенности потом, когда столько о них узнали.
– Это мы бы тебе простили, – согласилась Малахита. – Если бы на этом твои преступления закончились. – Кончик ее хвоста дрогнул. – Но тогда ты бы не пыталась убить единственного выжившего консорта из моего последнего выводка, потому что не страшилась бы того, что он может вспомнить. Тогда страх и чувство вины не пожирали бы тебя изнутри все эти циклы, пока от тебя не осталась лишь жалкая оболочка.
Пушинка продолжала спрашивать:
– Что видела Ласточка? Что ты сделала? Ты ведь не просто сказала Сквернам, как пробраться в колонию. Неужели ты привела их к маленьким консортам? Передала птенцов владыкам? – Она повысила голос. – Или ты сама убила Лепестка?
– Говори, – прохрипел Лун. – Расскажи им, что ты сделала.
Гнедая уставилась на него, а затем ее лицо перекосило уродливое отчаяние.
– Я не виновата. Скверны заставили меня…
– Говори, – повторил Лун. – Или я сам все расскажу. – Его сердце бешено заколотилось. Он блефовал. Если Гнедая откажется говорить, ему придется признаться, что он ничего не помнит, и тогда они никогда не узнают, что же тогда случилось.
Гнедая зарычала, а затем выдохнула:
– Они пообещали, что не тронут моих детей! В моем выводке родились одни воины. Но Скверны солгали, они убили их, потому что воины были им не нужны… – Она замолкла, пытаясь успокоиться. – Я решила, что должна убить королевских птенцов. Чтобы они не достались Сквернам. И я… Я убила… Я хотела отомстить Сквернам, и потому должна была отнять у них то, чего они так сильно желали. Лепесток попытался меня остановить, он не понимал. Его я тоже убила. Это и увидела Ласточка. В живых к тому моменту оставался лишь Лун. Она уволокла его прежде, чем это успели сделать владыки.
Селадонна повернулась к Луну.
– Ты это видел?
Лун помотал головой. Он чувствовал внутри такую пустоту, что даже не мог порадоваться победе.
– Я не помню.