Пучина скорби

— Что, писатель, устроился? Все путем?

Вадим ответил, что все отлично, поблагодарил за заботу.

Увидев кексы и конфеты, Екатерина Михайловна очень мило смутилась.

— Так и знала, что заставила вас тратиться! Вы ушли, а я подумала: что же это я брякнула-то? «Во время обеда поговорим»! Вынудила человека…

Она еще некоторое время причитала по этому поводу, и переживания ее были искренними, Вадиму еле удалось успокоить женщину.

— О чем вы хотели меня спросить, Вадим?

У него было чувство, что он продвигается ощупью в темноте, идет, не зная куда. Он не понимал, чего ищет, не мог внятно сформулировать ни одного вопроса, кроме: «Не видели ли вы в Верхних Вязах моей пропавшей дочери?» Но спрашивать об этом бессмысленно и, возможно, опасно; следовало просто собрать информацию и попытаться сделать выводы. В какой стороне копать, было неведомо, поэтому Вадим начал издалека.

— Екатерина Михайловна, вы ведь прежде в Доме культуры работали?

— Работала. Муж отсюда родом, а я сама из Октябрьского. Поженились, стали тут жить. Он на предприятии работал, я в Доме культуры. Я музыкант, у нас там кружки были. — Она взяла конфету. — Спасибо, вкусные такие, удержаться невозможно. Потом заместителем директора стала, а после и директором. Детей у нас с мужем не родилось, — Екатерина Михайловна грустно улыбнулась, — поэтому дети, которые заниматься приходили, были как бы немножечко и мои тоже. Потом муж умер, сердце. Молодой был, но инфаркт не спрашивает. Я подумывала уехать обратно в Октябрьское, но… В родительской квартире брат с женой, дети. Зачем у них под ногами путаться? Так и осталась. И не уеду уже. — Это прозвучало безо всякого пафоса или тоски, просто констатация факта. — Потом, как народ разъезжаться стал, Дом культуры закрыли. У нас не только кружки были, еще и библиотека, и танцевальный клуб, и шахматный, и много чего полезного. Но кто заниматься будет? И преподаватели разбегались. Вот и закрыли. Я на почту перешла. Спасибо, дали возможность до пенсии доработать. А теперь и вовсе одна осталась, тружусь. Ничего, справляюсь пока.

— Здесь совсем мало народу.

— В былые-то времена шумно было, людно. А сейчас… Скрипим потихоньку. Вымираем. Доживаем свой век.

Слова опять прозвучали без надрыва или желания пожаловаться на горькую долю. Просто так сложилось: выживание в предлагаемых обстоятельствах.

— Поликлиника у нас имеется, аптеки, магазины, почта. Можно подстричься, еды купить, машину починить. Так жизнь и идет. Молодежи, конечно, нет. А что тут им делать? Учиться негде, школы нет. Техникум был производственный, так тоже уже лет двадцать с лишком закрылся.

— Город стал… — Вадим замешкался, подбирая слово, — жизнь в нем стала замирать после перестройки, в девяностые?

Екатерина Михайловна бросила на него быстрый взгляд, который Вадим не смог истолковать. Кажется, она оценивала степень его осведомленности.

— Предприятие крепкое было. Можно сказать, процветающее. Просто… — Открытость внезапно испарилась из речи Екатерины Михайловны, теперь она вела себя и говорила, как человек, который тщательно следит за тем, чтобы не сказать лишнего. — После первого провала вскоре случилось землетрясение, потом еще одно. Образовался второй провал, работать стало не просто опасно, а невозможно. А там и Школьный провал возник. Территория рудника стала опасной зоной, работа прекратилась, а поскольку почти все жители Верхних Вязов трудились на…

— Да-да, Екатерина Михайловна, я в курсе. — Подобные сведения можно почерпнуть из Интернета. Вадим понимал: женщина недоговаривает что-то важное. — Расскажите, пожалуйста, как образовался первый провал. Были предпосылки?

— Я не специалист, конечно. Но пустоты под городом были. Насколько я понимаю, так всегда и бывает, когда из недр земли что-то выкачивают. У нас же не обычное предприятие было, а рудник. Соли из земли добывали. Вроде бы меры принимались, чтобы избежать обвалов. Но, видно, недостаточные.

— Однако первый провал, Боковушка, не на территории рудника, — заметил Вадим, — а в стороне. Там никаких разработок не вели.

Екатерина Михайловна прикусила губу.

— Вас что-то беспокоит? — как можно мягче спросил Вадим. — Не хотите вспоминать об этом?

Екатерина Михайловна, человек до крайности совестливый и ответственный, устыдилась. Ей конфет принесли, кексами угощают, а она на вопросы не желает отвечать?

— Вы уж простите меня. Я не пытаюсь от вас утаить что-то… Вы правы, некоторые вещи вспоминать тяжело. У нас с мужем были друзья, Семеновы. Знаете, бывает, сойдешься с кем-то, отношения сложатся лучше родственных. Вот и мы так. И в будни, и в праздники вместе. Наташа в библиотеке работала, Костя с мужем моим в одном отделе, оба инженеры. И детей у них тоже не было. У Наташи выкидыш случился, врачи утверждали, больше рожать не сможет. Брат Кости в Октябрьском жил, в музее краеведческом работал. Иннокентий был одержим наукой, только про раскопки и мог говорить. Горел своим делом, понимаете?

Вадим кивнул: кому понимать, как не ему?