Пугачев

В 1764 году правительство Екатерины II предприняло вторую «выгонку» из Ветки. В «выгонке» участвовал и Пугачев. Командиром полков, производивших эту операцию, был генерал Маслов. Он расправился с непокорной слободой еще более жестоко, чем его предшественник. Расправа длилась два месяца и кончилась тем, что всю Ветку отправили на поселение в Сибирь.

Народное сказание сохранило память о «выгонке».

Пустыня была всем прибежище,
Ныне уже и там нет убежища.
Рассыпают нас, разлучают нас…
Дождалися мы жестокой зимы,
Выслали всех без всякой вины…
Теперь все замолкло и нет ничего.
Погибло, истлело, травой заросло.
Перестаньте петь веселые птицы!
Скоро улетайте за моря от нас,
Скажите за морем, что уже нас тут нет;
К нам не прилетайте к будущему лету,
Пущай распевает здесь одна сова
Летучие мыши и воробьев стада!^{9}

Еще на Дону Пугачев слышал о Ветке. В качестве невольного участника карательной экспедиции ему пришлось познакомиться с этим местом пристанища беглых. Скоро и сам он побежит туда….

Разгром Ветки кончился. Пугачева, как и всю казачью команду, отправили на родину, на Дон. Пугачев пробыл дома три-четыре года. Он обременен семьей; у него пятеро детей. Надо заняться хозяйством. Оно нуждается в постоянном присмотре, в хозяйском глазе. Но служилый казак — человек подневольный. Пугачева постоянно отрывают от дома, посылают «в разные партии» ловить беглых подданных державы российской. И Емельяна поразило это обилие людей, мечтавших уйти от неволи. Он видел отчаянное сопротивление беглецов, узнал проторенные дорожки, что вели за рубеж.

Подобные экспедиции в Польшу повторялись неоднократно. Пугачев отлучался из дому часто, на месяц — на два. В промежутках между отлучками он занимался хозяйством, вкладывая в это дело много энергии, ума, оборотистости.

В 1768[1] году Пугачев, вместе с одним товарищем, затеял торговые дела и поехал в село Котловку, приписанное к Авзяно-Петровскому заводу крупнейшего уральского богача Евдокима Демидова. Заехали к приписному крестьянину Карпу Степанову, по прозвищу Карась. Компаньоны купили у местных крестьян деготь, холсты, погрузили на купленное тут же судно и отправились вниз по Каме и Волге к Царицыну. Повидимсму, деньги давал компаньон, Пугачев же помогал закупать товары, следил за их погрузкой и отправкой, возился с работными людьми. Денег было недостаточно, чтобы на месте расплатиться за покупки. Крестьянин Вавилов, продавший им деготь, отправился вместе с покупателями в Царицын, чтобы там, после продажи товаров, получить с них долг.

В Котловке Пугачев мог познакомиться с жизнью приписных к заводам и работных людей, узнать их тяжкую и горькую жизнь. Видел он также богатых крестьян, ведших крупные торговые операции. Эти знакомства еще пригодятся Емельяну.

В 1768 году началась война с Турцией. Российский помещик стремился завоевать у Турции тучные земли Причерноморья. В союзе с купечеством российские крепостники добивались исключительных прав на Черном море, чтобы их корабли свободно везли в чужеземные страны лен, пеньку, хлеб и все, что добывалось кабальным трудом крепостного люда. И снова — в третий раз — погнали Пугачева на войну. Опять бесконечные переходы под знойным, немилосердным солнцем. Опять ржаные сухари и похлебка. Русские генералы утверждали даже: «Русский солдат настолько привык к ним [сухарям], что сладкий пшеничный хлеб ослабляет его».^{10} Опять ночевки в седле или на сырой земле. Опять солдаты «везде стянуты и задавлены так, что естественных нужд солдат отправлять не может: ни стоять, ни сидеть, ни ходить покойно ему нельзя. Тесак как огонь горит, но полоса заржавела вместе с ножнами. Ружье как зеркало чисто, но не может целко выстрелить от уродливой ложи».^{11} Это была царская крепостническая армия конца XVIII века, где храбрый выносливый русский солдат «в слезах горьких с’едает сухарь свой, проклиная службу и командиров, озираясь только по сторонам, где бы скорее к побегу найти дорогу и случай?»^{12} Вдобавок все командиры беззастенчиво разворовывали армейский провиант, полковые деньги, обмундирование. Они обращали солдат в своих, крепостных, принуждали их работать на себя, подчиняли палочному строю императорской армии.

Безымянный грамотей из солдат сочинил трагикомическую стихотворную челобитную «к богу от крымских солдат». Челобитная датирована «холодного месяца, морозного числа, неурожая в Крыму денег, года».