Пугачев принужден был отступить и к вечеру отвел свою толпу к Кундровской слободе[745]. Отсюда, после дневки, он двинулся к Ильинской крепости, случайно занятой отрядом майора Заева, шедшего по распоряжению генерал-майора Станиславского на помощь Демарину. Узнав, что мятежники отступили от Верхнеозерной крепости, Заев 27 ноября остановился в Ильинской, имея у себя две гарнизонные роты тобольских батальонов, одну губернскую роту, 91 казака и три пушки, всего до 462 человек[746]. По разорении Хлопушей Ильинская крепость была в самом печальном положении: все вооружение ее состояло из одной негодной пушки, брошенной в воротах; провиантский сарай стоял отворенным, несколько четвертей муки и сухарей было раскидано на дворе[747]. Разместив свой отряд по квартирам небольшими командами, что составляло весьма важную ошибку, Заев приказал запереть ворота и расставить бывшие с ним орудия на укреплениях. В крепости было четыре бастиона, а пушек всего три; поэтому четвертый бастион, обращенный к реке Яик, остался невооруженным. На каждом бастионе были поставлены наблюдательные пикеты, человек по двенадцать солдат при офицерах, за ними стояли небольшие резервы; «отводных бекетов ни конных, ни пеших за крепостью не было, а только ночью, – показывал фурьер Панов, – посылались казаки разъездом кругом крепости не в дальнем от оного расстояния». Солдатам, расставленным по обывательским квартирам, было приказано быть в полной готовности, спать не раздеваясь и в боевой амуниции, а часовым окликать проходящих, и если кто по третьему отзыву не отзовется, то стрелять.
В сумерки, 28 ноября, человек сто мятежников появились в виду Ильинской крепости и учредили вокруг нее свои разъезды. Одиночные всадники подъезжали к укреплениям и кричали часовым, чтоб они не стреляли, а вышли бы из крепости с покорностью, «ибо-де подступил под крепость сам государь», который наградит их жалованьем.
– У нас в России, – отвечали часовые, – есть государыня императрица Екатерина Алексеевна и наследник ее великий князь Павел Петрович; кроме их, никакого у нас государя нет.
Спустя часа два после этих переговоров пугачевцы подвезли свои пушки и открыли огонь по крепости, но, произведя выстрелов десять, прекратили стрельбу и отступили к ближайшей деревне. Некоторые солдаты и конфедераты, бывшие в отряде, просили Заева дать им подъемных и казачьих лошадей и позволить атаковать мятежников [748].
– Разве вы хотите передаться злодею? – спросил Заев. – Оставайтесь здесь и защищайте крепость, а я от генерала выходить на вылазку повеления не имею.
Ночь прошла спокойно, а наутро 29 ноября, часов в десять, Пугачев двинул на штурм все свои силы, более 1500 человек, с двумя орудиями, положенными на сани. Впереди везли возов пять сена, и, скрываясь за ними, шли мятежники, стрелявшие по крепости. Атака была произведена со стороны реки Яик, против бастиона, на котором не было ни одного орудия. Майор Заев приказал привезти две пушки с других бастионов, но они не помогли делу. Пугачевцы успели пробить брешь и, ворвавшись в крепость, кололи и рубили защитников. Майор Заев убит был одним из первых и лежал со вскрытою злодеями грудью. Команда его растерялась и после незначительного сопротивления положила оружие. Бывшие в отряде Заева казаки вовсе не защищались, и пугачевцы «тех казаков нисколько не били»[749].
– Для чего вы к нам не вышли? – спрашивали их мятежники.
– Если б, – отвечали казаки, – мы из крепости стали выходить, то нас бы солдаты побили.
Всех пленных (число которых доходило до 110) и раненых (до 60) Пугачев приказал отвести в свой стан, в ближайшую татарскую деревню. Там поставили их на колени против заряженного единорога и в таком положении приказали ожидать прибытия самозванца.
– Прощает вас Бог, – сказал Пугачев, подъехав к пленным, – и я, ваш государь Петр Федорович Третий, император.
Пленным приказано было встать; единорог повернули в противоположную сторону, и произведенный выстрел понес ядро в степь. После этой церемонии самозванец призвал к себе капитана Камешкова, прапорщика Воронова и неизвестного по фамилии казачьего сотника.
– Для чего вы против меня, вашего государя, идете и меня не слушаете? – спросил самозванец.
– Ты не государь наш, – отвечали офицеры, – и мы тебя оным не признаем; ты самозванец и бунтовщик.
Пугачев приказал тотчас же их повесить и привести к себе из татар капитана Башарина. Ему грозила та же участь, но человек тридцать солдат губернской роты просили простить его.
– Капитан был до нас добр, – говорили они, – и в наших солдатских нуждах не оставлял нас.
– Ну, когда он был до вас добр, сказал Пугачев, – так я его – прощаю.