Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1

Башарину и всем пленным обрезали волосы по-казачьи, а казакам оставили лошадей и оружие. По принятым правилам, со всех убитых (даже и своих) было снято все платье[750], а Ильинская крепость сожжена. Захватив вблизи крепости караван из 25 верблюдов с 20 бухарцами, Пугачев роздал товары своим сподвижникам, яицким казакам [751], а на верблюдов нагрузил боевые припасы, одежду, снятую с убитых, оружие и прочее имущество, захваченное в крепости. Дождавшись прибытия из Желтого редута оставленных там орудий и прикрытия, Пугачев в тот же день, в сумерки, с песнями выступил обратно в Берду, имея в своей толпе до 2200 человек с 12 орудиями[752]. Он не пытался снова атаковать Верхнеозерную крепость, потому что было получено известие о приближении 14-й легкой полевой команды под начальством генерал-майора Станиславского, шедшего из Орской крепости на помощь отряду майора Заева.

Не доходя 25 верст до крепости Ильинской, генерал Станиславский узнал об участи, постигшей отряд Заева. Он остановился и не пошел далее, опасаясь сам попасть в руки самозванца. Под предлогом того, «чтобы не открыть всей линии злодеям на похищение»[753], Станиславский возвратился в Орскую крепость, а вслед за тем получил приказание генерала-поручика Деколонга отступить к Верхнеяицкой крепости, забирая с собою из лежащих на пути крепостей гарнизоны, денежную казну, артиллерию и жителей, которые изъявят желание следовать за отрядом. Тех жителей, которые пожелают остаться в своих домах, генерал-майору Станиславскому приказано было снабдить продовольствием, а артиллерию, которую почему-либо нельзя было взять с собою, испортить или бросить в воду.

Такое оставление значительной части края без войск Деколонг признавал необходимым по ограниченности своих сил (всего две легкие полевые команды)[754], по недостатку для них продовольствия и по необходимости защитить Исетскую провинцию и екатеринбургские заводы. По мнению Деколонга, опасность, грозившая Исетской провинции, была так велика, что с наличными своими силами он не находил возможным защитить столь обширный край и просил сибирского губернатора Чичерина прислать ему тысячу выписных казаков и сколь возможно рекрут, обученных экзерциции[755].

«Хотя мое намерение, – писал он вместе с тем графу 3. Чернышеву[756], – и состояло в том, чтобы находящимися при мне сибирских линий воинскими командами подать помощь осажденному городу Оренбургу и все неполезные следствия обратить во благо, но злодеи башкирцы генеральным своим взбунтованием до того не допустили и, причиняя почти повсеместно варварские свои злодеяния, заставили пещись о предохранении линейных и внутренних Исецкой провинции российских селений».

Башкирия была в полном восстании, и сообщение с Оренбургом было прервано настолько, что курьеры могли доезжать только до Орской крепости, да и то степной киргизской стороной, а далее к Оренбургу надо было отыскивать охотников, пробиравшихся скрытными путями и по ночам.

Разъезжая конными партиями, башкиры грабили русские селения. 18 ноября они произвели нападение на Стерлитамакскую пристань, на реке Белой, а 24 ноября толпа их, в 500 человек, под начальством самозваных полковника башкирца Кашкина-Сатарова и подполковника уфимского казака Губанова, появилась в виду селения Чесноковки, находившегося в десяти верстах от города Уфы. Жители селения наложили четыре воза печеного хлеба и встретили башкирцев с покорностью. Примеру их последовали все остальные подгородные селения, и мятежники, окружив город, расположились в Чесноковке, Богородском, Ермашевском и Красном Яру[757]. Сообщение Уфы с окрестностями было прервано, и башкирцы распространили свои разъезды столь далеко, что воевода города Бирска, находившегося в 50 верстах от Уфы, секунд-майор Моисеев бежал и скрылся в деревне Каракулине[758], но потом был захвачен башкирцами. Число мятежников с каждым днем увеличивалось прибывающими ясачными татарами, помещичьими, дворцовыми и экономическими крестьянами и в короткое время доросло более чем до тысячи человек.