Прибытие Батырши в Муселимову деревню было событием, и башкирцы толпами стекались, чтобы посмотреть на проповедника. Муселим устроил угощение и праздник для многочисленных гостей. Народ и муллы стали перед Батыршей на колени «и кому что потребно было от божественного писания спрашивали, и я бедный, – говорил Батырша[328]
, – по своей науке сколько знаю ответствие чинил, чем они довольны явились».По окончании поучения подали кумыс, и компания развеселилась. На сцену явились политические и общественные вопросы. Полупьяные гости вспоминали обиды и притеснения начальства и говорили, что, кроме Бога, ни на кого надежды не имеют.
– Соль брать из своих озер и зверей бить нам запрещено, – говорили башкирцы. – Русские свойственников наших, от веры отвратя крестили, наши дома разорили. От командиров и генералов никакой милости нам нет, и неизреченные тягости и затруднения при нынешней государыне воспоследовали, и более терпеть уже невозможно.
– Бывает ли хуже того, – спрашивали собравшиеся друг друга, – когда людей в «сущую веру» верующих в неверующую веру обращают? Что бы было, если бы наши мусульмане нескольких российских людей силой в закон свой обратили и церкви их разорили?
– Когда подданных рабов утесняют, – говорили башкирцы, – никакого добра быть не может. Когда государынина милость до рабов не ровна, и злодеи по винам их штрафованы не будут, а иноверным рабам милостивого призрения не будет, то впредь ожидать нам нечего и таким худым поступкам когда-нибудь конец да будет.
– Нападки и утеснения, – говорили более благоразумные и старики, – не от государыни, а от командиров и генералов чинятся. Видите вы, что сей диавол и зломысленный генерал [Неплюев], желая государыни прибыль чинить, в милость прийти и великий чин себе получить, под командой своей находящихся всякими мерами отягощает, не склонных [принять христианство] склонными пишет и по принуждению тамги прикладывать велит. О нашем народе он государыню в худое размышление приводит и своей глупостью на государыню злое имя налагает. Он воров правыми делает, правых – ворами, нежелающих – желающими и так государыне доносит.
– Мы государыни не злословим, – говорили собеседники, – и со стороны государыни нашей ни о каком озлоблении к нам не слыхано. Она правосудна, но правосудие от нее не отошло и к нам не пришло.
– Нашим людям ногайской дороги всех труднее, ибо генерал и мурза (А. Тевкелев) вблизи Оренбурга находящихся башкирцев мучили, все лето заставляя возить на свои дачи бревна, дрань и лубье.
Башкирцы думали, как бы им избавиться от притеснений и довести о них до сведения государыни, и решили, что одно только восстание может обратить на них внимание правительства[329]
.– Станем и мы веру их ругать, – говорили они, – в свою обращать и имения их грабить. Слух об этом и о причине дел наших дойдет до государыни, и тогда рассмотрение с правосудием учинено будет.
Наслышавшись таких речей, Батырша отправился в деревню Салчугут, куда на свидание с ним съехалось также от 60 до 70 человек. Здесь он увидел тоже всеобщее недовольство и потому, возвратившись домой, стал думать, как бы вывести народ из такого положения и довести до сведения государыни об истинном положении дел. Отправить депутацию в Петербург считалось делом невозможным: надо было истратить много денег и достать паспорты, которых начальство не даст. Пример тому был перед глазами: когда на мещеряков было наложено по 25 коп. дани, то они хотели ехать просить государыню сложить с них этот налог. Выбранные ими депутаты были переловлены и наказаны, а все мещеряки оставлены в подозрении, как люди бунтующие. То же самое было бы и с башкирцами.
Сознавая это и не зная, еще как помочь горю, Батырша, по его словам, начал с того, что перестал поучать народ повиноваться властям, хотя и не проповедовал открытого восстания. Между тем приезжавшие к нему с разных концов Башкирии для разъяснения религиозных вопросов и споров по разделу имения привозили известия, что население настолько возбуждено, что готовит оружие. Однажды приехал к нему из-под Оренбурга каргалинский мулла Абдюсет, который также заявил, что и у них башкирцы готовят оружие.
– Какие у вас еще вести есть? – спросил его Батырша.
– Ехавши из Оренбурга, – отвечал мулла, – по казанской дороге спрашивал мещеряков, в каком состоянии находятся, и на то отвечали они мне, что которая сторона сильнее будет, той и держаться будем.
– А старшины ваши в каком состоянии находятся, знаешь ли?
– О состоянии и мнении народном не знаю, только от своей деревни людей слышал, что старшина Сулейман говорил: ежели к лесу и степям находящиеся народы соединясь восстанут, то нам с ними не соединиться невозможно будет.
– Сам не говори ни о чем, – просил Батырша муллу, – других людей разговоры со вниманием слушай, и какое известие услышишь, с крайней поспешностью мне объяви.
Отпустив домой муллу, Батырша поехал опять к старшине Муселиму.
– День за день добро ли умножается или зло? – спрашивал Батырша старшину.