Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2

Итак, решено было идти сначала на Каргалу, а потом в Сакмару[313]. Пугачев отправил воззвание к башкирцам и письмо к князю Голицыну, в котором просил его подумать, с кем воюет, напоминал ему отца и деда, верно служивших его мнимым предкам. Не ожидая, конечно, ответа на это письмо и посылая его только для ободрения своих сообщников и большего их убеждения в том, что он истинный царь, Пугачев пошел обратно в Каргалу и 26 марта занял ее без сопротивления и совершенно неожиданно. Передовые из шайки самозванца вступили в слободу в то время, когда там находился брат атамана Донского, высланный из Сакмарска, всего с одним казаком для разведывания о неприятеле. Пугачевцы захватили и ранили этого казака, а брат Донского, повязав себе лицо платком, чтоб его не узнали, успел уехать и дать знать о случившемся в Сакмарский городок[314].

Все сообщники самозванца, связанные каргалинскими старшинами и рассаженные по погребам, были выпущены. Старшины, которые их сажали, были переколоты, и большая часть слободы, преимущественно дома старшин, выжжена.

Пробыв в Каргале около часа и оставив здесь Тимофея Мясникова с 500 человек, Пугачев пошел в Сакмарский городок и занял его. Узнав от брата о появлении мятежников в Каргале и не говоря об этом своей команде, атаман Донской объявил, что едет навстречу князю Голицыну, и поскакал на Чернореченскую крепость, а оттуда по Яику в Оренбург[315]. Пугачев повесил отца атамана и присоединил к себе человек сто сакмарских казаков, бывших прежде в его толпе и не последовавших за ним при уходе его из Берды.

Недостаток в продовольствии заставил Пугачева еще при выступлении из Каргалы отправить Творогова в Берду за провиантом. Имея с собою от 800 до 1000 человек, Творогов налетел на слободу, захватил там команду, высланную из Оренбурга, разграбил многие дома и с пленными возвратился к самозванцу с известием, что в Берду вступают правительственные войска. То не были войска, высланные Рейнсдорпом из Оренбурга[316], а авангард из отряда князя Голицына, единственно опасного для Пугачева.

Как только в Татищевой было получено точное известие, что самозванец отказался от намерения пробраться в Переволоцкую крепость и повернул на Каргалу, князь Голицын отправил для его преследования полковника Хорвата с двумя батальонами пехоты, четырьмя эскадронами кавалерии и с соответственным числом орудий. Начальник отряда писал стоявшему в Орской крепости генерал-майору Станиславскому, чтоб он наблюдал за движением мятежников и разослал объявления и приказания ловить самозванца. Выступая сам из Татищевой, князь Голицын оставил в крепости генерал-майора Мансурова с тремя батальонами пехоты, пятью эскадронами кавалерии и достаточным числом артиллерии. Он предписал ему «иметь примечания в здешней окружности, чтобы злодей не мог пробраться к Яику, потом следовать на тех, которые остаются в Илецкой крепости, занять гарнизоном Татищеву крепость, и если зимний путь допустит, то идти и до самого Яику»[317].

30 марта, сделав форсированный переход, князь Голицын пришел в Чернореченскую крепость, где получил рапорт полковника Хорвата, доносившего, что он занял Бердинскую слободу, но двигаться далее не может ввиду значительного скопления мятежников в Каргале и Сакмарском городке. Он писал, что в последние дни положение Пугачева изменилось, что к нему на помощь прибыли 2 тысячи башкирцев и присоединилось много «отчаянной сволочи», так что теперь силы самозванца достигли от 4 до 5 тысяч человек. Хорват доносил, что самозванец успел собрать достаточное количество провианта и фуража и, засев в Сакмарске, намерен защищаться[318].

Торопясь атаковать мятежников и не дать им времени устроиться, князь Голицын 31 марта перешел в Берду и в тот же день, с небольшим конвоем и свитой[319], поехал в Оренбург на свидание с генералом Рейнсдорпом. Он был принят населением с восторгом «при общем восклицании всех городских жителей».

«Не могу довольно изъяснить, – писал князь Голицын А.И. Бибикову, – сколько город Оренбург радостно восхищен и приносит Всевышнему молитвы за здравие ее величества, что матерним ее попечением избавлены от рук варварских. Пропитание и последнее не оставалось, все способы истощены были, голод обитал в первом градусе и надежда потеряна. Таперича изобилие открывается со всех сторон: из Сорочинского магазина 2000 пудов близко сюда следуют, из Каргалы от меня приказано муки тысячу четвертей из отбитого у злодеев хлеба отослать скудным обитателям сего города, скота также приказано нагнать из ближних деревень башкирских».

Пробыв в городе недолго, князь Голицын успел взять у губернатора несколько пехоты, эскадрон легких драгун и до 300 яицких и оренбургских казаков, которые хотя и не имели лошадей, «но я, – доносил князь Голицын, – нашел способы изыскать вверенного мне корпуса у гг. штаб– и обер-офицеров, которые, усердствуя к службе всемилостивейшей государыни, с крайнею ревностью отдали последних своих лошадей на истребление злодеев».