Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2

Ободренные этою неудачею, казаки старались, при помощи убеждений, склонить гарнизон к сдаче, и 14 марта над ретраншементом поднялся бумажный змей, к хвосту которого был привязан конверт. Как только он достиг известной высоты, нитка была обрезана и змей упал внутрь укрепления. В доставленном таким способом письме казаки от имени Пугачева просили полковника Симонова и его команду удержаться от вылазок на будущее время, не производить напрасного кровопролития и лучше покориться, обещая в противном случае зверояростной местью»[326]. Хотя в ответ на это в собравшуюся толпу и было пущено несколько гранат, но положение Симонова и его гарнизона в это время было очень трудное: продовольствия оставалось не более как на десять дней и по необходимости пришлось уменьшить его выдачу. Солдатам выдавали по четверти фунта муки при изнурительной работе. Половина людей была всегда в ружье, а другой позволялось дремать сидя; «холод и голод, – говорит участник[327], – приводил нас в отчаяние, которое с каждым днем умножалось». Слух, что казаки роют новый подкоп под комендантский дом, крайне беспокоил осажденных, и гарнизону, при ограниченности пищи, приходилось еще усиленно трудиться над рытьем рва вокруг дома, чтобы открыть направление неприятельских подземных работ. О вылазках и вообще об успехе наступательных действий нечего было и думать, так как казаки усилили свои завалы прибавкой нескольких орудий и зорко следили за осажденными.

Сознавая, что в самое непродолжительное время гарнизон будет поставлен в безвыходное положение, по недостатку продовольствия и истощению сил, Симонов отправил увещание к атаману Каргину, в котором требовал покорности и прекращения неприязненных действий. Каргин призвал старшин и приказал писарю Петру Живетину прочитать им письмо, полученное от Симонова. Старшины решили отправить ответ, составление которого и возложено было на Живетина. Последний, возвратившись в канцелярию, советовался с казаком Иваном Корчагиным, «какими бы словами отвечать» Симонову, но в это время подошел к ним беглый с Иргиза раскольничий старец Гурий, живший из милости и подаяниями от двора мнимой царицы Устиньи.

– Я вам напишу, – сказал Гурий, – я знаю те обстоятельства, по каким государь лишен престола.

Живетин и Корчагин согласились, но когда Гурий написал, то они нашли, что в письме включены непристойные слова относительно государыни и потому не решились нести его к Каргину. Придумывая, как бы исправить письмо и выйти из затруднительного положения, они вспомнили, что в канцелярии содержится арестант, беглый солдат Иван Мамаев, который говорил, что он служил прежде подьячим, и, следовательно, должен быть человек бойкий по письменной части. Живетин и Корчагин обратились к Мамаеву с просьбой прочитать письмо, и если нужно, то исправить. Все совещавшиеся единогласно решили, что «не должно священную особу государыни так поносить, что это не только дурно, но и противно Богу». Непристойные выражения Гурия были заменены Мамаевым новыми, и затем исправленное письмо было переписано Живетиным и представлено атаману Каргину[328].

«Всем уже не безызвестно, – сказано было в этом письме, – на каких основаниях российское государство лишилось всемилостивейшего своего монарха от злодеев нашего вселюбезного отечества. Его императорское величество изволил всему яицкому войску изъяснить, что в бытность-де мою в Ранбове [Ораниенбауме], согласись ваши некоторые, забыв страх и закон Божий[329], с Орловым бежали в Петербург, объявили ложные клеветы всей гвардии на лицо его императорского величества. Итак, чрезвычайно, изыскался злодей Измайловского полка майор Николай Рославлев и обольсти весь Измайловский полк, привел к присяге и весь Петербург возмутили, объявляя и изблевая на дражайшего своего монарха различные б…и, с которым случаем, таким же образом всю армию обманули, а от государя в Кронштадте ворота затворили, и, вооружась злодейски, в помянутый Кронштадт не впустили.

Итак, всепресветлейший государь Петр Федорович, умиленно лишась своего престола, и доныне, подражая деду своему Петру Великому, всякие способы полюбопытствовал. А что вы к нам пишете, что якобы вам закона христианского быть преступниками и своей присяги нарушителями, что оставить свою государыню, на то вам и мы ответствуем: разумейте же безумия в людях и буди некогда умудритеся. Егда всепресветлейшая наша государыня императрица Елизавета Петровна отиде на вечное блаженство, всему нашему государству известно, что соизволила скиптр Российского государства вручить природному наследнику, великому нашему государю императору Петру Федоровичу и все государство наследному своему монарху присягало. И вы не причастны ли были той же присяге? и равным образом той же казни Божией будете достойны, яко отступники и нарушители христианского закона, что изгнаша своего государя и вместо закона приняв на себя ни есть какое беззаконие[330].