Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2

Вместе с тем, понимая, что за разбитием мятежников и дальнейшим движением отрядов вперед могут в тылу их бродить еще небольшие шайки, главнокомандующий для окончательного успокоения края сформировал несколько небольших отрядов, составивших вторую, тыльную линию. Дождавшись прибытия в Казань генерала князя Щербатова, главнокомандующий поручил ему начальство над этими отрядами и возложил на обязанность его водворение окончательного спокойствия в районе его действий.

Выехавши из Казани, А.И. Бибиков прибыл в Кичуевский фельдшанец, где и оставался довольно долгое время, работая неустанно над распоряжениями по отправлению войск и заготовлению для них продовольствия. «Здесь, кочуя на Кичуе, – писал он А.М. Лунину[343], – ничего отраднее мне нет. Пишу только свободнее, никто мне не мешает, и пишу не покладывая рук. Хожу, когда перестану писать, как роженица, ожидая разрешения».

Задерживаемые зимнею непогодою и бездорожьем, войска подвигались вперед довольно медленно, и видимого успеха в усмирении восстания тогда еще не было заметно. «Куда как мне скучно, – писал главнокомандующий, – точная родильница на сносях».

Пребывание в Кичуе было далеко не привлекательно, и А.И. Бибиков в зимнюю пору жил почти на биваке. Обоз с его вещами не приходил, и главнокомандующий испытывал многие лишения в дурном и сыром помещении. Постоянно напряженное состояние духа, выжидательное положение, беспрерывная работа днем и ночью, при самых дурных условиях, надломили здоровье А.И. Бибикова, и в конце марта он захворал. «Лихорадка, посетившая меня, – писал он Лунину 28 марта[344], – мучит меня в сие время, и я неподвижно лежу в постеле». Лишь только болезнь ослабела и главнокомандующий почувствовал себя бодрее, он тотчас же переехал в Бугульму, но переезд этот не прошел ему даром. В Бугульме болезнь его настолько усилилась, что получаемые радостные известия о разбитии мятежников не могли уже восстановить расстроенного здоровья. При отсутствии опытных врачей А.И. Бибиков сознавал сам, что жизнь его близится к концу. «Si j’avais un seul habile homme, – писал он императрице[345], – il m’aurait sauvé, mais hélas je me meurs sans vous voir». Через день после этого письма А.И. Бибикова не стало: он скончался 9 апреля, в двенадцать часов дня[346].

Получив первые известия о серьезной болезни Александра Ильича Бибикова, императрица просила князя М.Н. Волконского немедленно отправить из Москвы в Бугульму известного ей доктора Самойловича. «Снабдите его, – писала Екатерина[347], – невзачет третным жалованьем, дабы не мешкав ехал к нему [Бибикову] и посмотрел, не можно ль как-нибудь восстановить здоровье, столь нужное в теперешних тамошних обстоятельствах сего генерала.

С нынешним праздником поздравляю вас и желаю вам проводить оного в радости, а мне сокрушает весть сегодня полученная о болезни Бибикова».

Письмо это было получено князем Волконским после известия о смерти главнокомандующего.

«Поистине, всемилостивейшая государыня, – писал он[348], – преждевременная смерть сего генерала, а паче в нынешних обстоятельствах, делает потерю немалою; хотя положенное на него дело уже и к окончанию пришло (?), но еще много остается, что делать. Я не могу без сердечного сокрушения подумать, как сей несчастный случай вас, всемилостивейшая государыня, огорчает. Всю здесь публику очень опечалило, а меня особливо наичувствительнейше поразило, будучи с ним всегда приятель и ныне в частой по делам переписке, я всегда его почитал достойным и надобным человеком к службе вашей и пользе отечеству. Человек был отменных качеств, генерал хороший, честный и бескорыстный».

Немногие из деятелей Екатерининского времени возбуждали к себе такое сочувствие при жизни и сожаление после смерти, какое досталось на долю А.И. Бибикова.

«О Бибикове я уже писал, – говорил Платон Любарский в письме Н.Н. Бантыш-Каменскому, – теперь нечего; ибо об нем или много, или ничего лучше не упоминать. О Бибиков! или бы он вечно жил, или уж его никогда на свете не было!»

Каждый начальник, как бы он ни был тяжел по своему характеру и нравственным качествам, всегда будет иметь среди приближенных таких лиц, которые будут сожалеть о его кончине. Неудивительно поэтому, что Г.Р. Державин написал оду на смерть Бибикова и что правитель канцелярии главнокомандующего, Бушуев, в своем письме к Державину сожалел об утрате начальника, но гораздо важнее свидетельство тех лиц, которые имели весьма редкое сношение с покойным или не знали даже его в лицо, а судили по тому впечатлению, которое кончина его произвела на общество.