Читаем Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 полностью

Находясь в таком положении, Григорий Александрович Потемкин совершенно неожиданно получил собственноручное письмо императрицы.

«Господин генерал-поручик и кавалер! – писала Екатерина[364]. – Вы, я чаю, столь упражнения глазеньем на Силистрию, что вам некогда письма читать; и хотя я по сю пору не знаю, предуспела ли ваша бомбардирада, но тем не меньше я уверена, что все то, что вы сами предприемлете, ничему иному приписать не должно, как горячему вашему усердию ко мне персонально и вообще к любезному отечеству, которого службу вы любите. Но как с моей стороны я весьма желаю ревностных, храбрых, умных и искусных людей сохранить, то вас прошу по пустому не вдаваться в опасности. Вы, читав это письмо, может статься, сделаете вопрос: к чему оно писано? На сие вам имею ответствовать: к тому, чтобы вы имели подтверждение моего образа мыслей об вас; ибо я всегда к вам весьма доброжелательна».

Зная образ мыслей императрицы, Потемкину, по свойственной ему проницательности, не трудно было понять, с какой целью было написано письмо, и он тотчас же отправился в Петербург. В январе 1774 года он прибыл в столицу, и как в то время императрица, против обыкновения, была в Царском Селе, то Потемкин и просил князя Орлова доложить ей о своем прибытии. В тот же день он получил ответ, что Екатерина желает его видеть. В пять часов пополудни следующего дня Григорий Александрович был приглашен во внутренние покои, и с этого момента началось его возвышение. Конечно, не без согласия Екатерины он 27 февраля передал Стрекалову следующее всеподданнейшее письмо:

«Всемилостивейшая государыня! Определил я жизнь мою для службы вашей; не щадил ее отнюдь, где только был случай к прославлению высочайшего имени. Сие поставя себе простым долгом, не мыслил никогда о своем состоянии, и если видел, что мое усердие соответствовало вашего императорского величества воле, почитал уже себя награжденным. Находясь почти с самого вступления в армию командиром отдельных и к неприятелю всегда близких войск, не упустил я наносить оному всевозможного вреда, в чем ссылаюсь на командующего армиею и на самих турков. Отнюдь не побуждаем я завистью к тем, кои моложе меня, но получили лишние знаки высочайшей милости, а тем единственно оскорбляюсь, что не заключаюсь ли я в мыслях вашего величества меньше против прочих достоин? Сим будучи терзаем, принял дерзновение, пав к священным стопам вашего императорского величества, просить, если служба моя достойна вашего благоволения и когда щедрота и монаршая милость ко мне не оскудевают, разрешить сие сомнение мое пожалованием меня в генерал-адъютанты вашего императорского величества. Сие не будет никому в обиду, а я приму за верх моего счастия, тем паче, что, находясь под особливым покровительством вашего императорского величества, удостоюсь принимать премудрые ваши повеления и, вникая в оные, сделаюсь вящще способным к службе вашего императорского величества и отечества».

«Я просьбу вашу нашла столь умеренной, – отвечала Екатерина, – в рассуждении заслуг ваших, мне и отечеству учиненных, что я приказала заготовить указ о пожаловании вас генерал-адъютантом. Признаюсь, что и сие мне весьма приятно, что вы просьбу вашу адресовали прямо письмом ко мне, а не искали побочными дорогами».

1 марта 1774 г. генерал-поручик Потемкин был назначен генерал-адъютантом.

«Во-первых, скажу вам весть новую, – писала Екатерина Александру Ильичу Бибикову[365]. – Я прошедшего марта 1-го числа Григорья Александровича Потемкина, по его просьбе и желанию, к себе взяла в генерал-адъютанты; а как он думает, что вы, любя его, тем обрадуетеся, то сие к вам и пишу. А кажется мне, что по его ко мне верности и заслугам немного для него сделала, но его о том удовольствии трудно описать; а я, глядя на него, веселюсь, что хотя одного человека совершенно довольного около себя вижу».

«При дворе, – писал граф Сольмс в депеше королю прусскому, – начинает разыгрываться новая сцена интриг и заговоров. Императрица назначила генерала Потемкина, недавно вернувшегося из армии, своим генерал-адъютантом, а это необыкновенное отличие служит вместе с тем признаком величайшей благосклонности, которую он должен наследовать от Орлова и Васильчикова. Потемкин высок ростом, хорошо сложен, но имеет неприятную наружность, так как сильно косит. Он известен за человека хитрого и злого, и потому новый выбор императрицы не может встретить одобрения».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее