Прибытие Потемкина в Петербург и быстрое его возвышение было совершенно неожиданно для многих, и даже для родных. Никто не подозревал о существовании переписки между им и императрицею, и когда Григорий Александрович заявил, что в армию больше не поедет, то первое время никто не мог объяснить причины тому. «На другой день рано (т. е. 1 марта) был у матушки вашей Дарьи Васильевны, – писал Потемкину Иосиф Сатин[366], – и что вы мне изволили приказывать, что ваше превосходительство в армию не поедете и скоро пришлете за обозом курьера, докладывал. И как матушка, так зять ваш и сестрица сему случаю недомыслятся основания, к чему ваше удержание в Санкт-Петербурге назначено, то и меня о том с великим прошением спрашивали, чтоб я сказал, ежели знаю; но мне, не зная, сказать было нечего».
Скоро недоразумения разъяснились, и товарищи по армии спешили поздравить его с новым назначением. Одни ограничивались простым поздравлением, а другие присоединяли и просьбицу. «Так как все сказывают, – писал В. Левашев[367], – что вы пожалованы генерал-адъютантом, то я вас с тем и имею честь поздравствовать от искреннего сердца и притом сказать, что я этому не очень рад, по причине того, что я вас не буду видеть, живучи так далеко и имев так редкие способы ездить в Петербург. Я же скоро еду в армию: рассудите, каково ехать из Москвы мне, которому здесь очень весело и ехать не хочется; одним словом, ехать приходится. Однако, может быть, я уже так долго пишу, что вас и беспокою; для того и конец письму, желая только, чтоб вы меня любили по-старому и знали, что я, не шутя, ваш верный слуга».
На том же самом письме находилась приписка от Матвея Муромцева:
«Что я не пишу особливого письма, то простишь, а присоединяю и мое поздравление при сем же письме от господина обер-повесы. Ты можешь себе представить, Григорий Александрович, сколько преданнейшие твои, между коими и аз многогрешный, обрадован твоему благополучию и сколько усердно поздравляю. Правда, что и я скажу вместе с Левашевым, что жаль, что не будем вместе. Вот, голубчик, ты и достиг к тихому пристанищу, да только наше дитятко неуживчиво, чтобы опять военная кровь не взыграла!..»
На этот раз предположения Муромцева не оправдались, и Потемкин не думал о возвращении в армию. Новый любимец становился твердою ногою между интригующими партиями и постепенно приобретал все большую силу и значение. Две недели спустя после пожалования звания генерал-адъютанта Григорий Александрович Потемкин, 15 марта, был назначен подполковником лейб-гвардии Преображенского полка[368]. Императрица была настолько занята возвышением своего фаворита, что в тот же день писала Бибикову[369]: «Друга вашего, Потемкина, весь город определяет быть подполковником в полку Преображенском. Весь город часто лжет, но сей раз я весь город во лжи не оставлю и вероятие есть, что тому быть так. Но спросишь: какая нужда мне сие к тебе писать, на что ответствую – для забавы. Если бы здесь был, не сказала бы, но прежде нежели получишь сие письмо, дело уже сделано будет. Так не замай же: я первая вам скажу; меня уверяют, что оно вам не противно, а кто уверяет, не скажу».
Назначение подполковником ясно указывало всем на прочность положения Г.А. Потемкина, и искателей его покровительства явилось еще более. М. Муромцев просил дать ему место и избавить от службы в Генеральном штабе[370]; Иосиф Сатин – исходатайствовать пожалование ему в Полоцкой провинции староства Сыцкова; князь Юрий Трубецкой – устроить его так, «чтоб я жил с тобою поближе; сделай сие скорее и знай, что я, почтя и полюбя тебя безо всякой твоей степени, навсегда уже, конечно, чтить и любить тебя буду»[371].
«Всеусердно, – писал князь Алексей Волконский[372], – имею честь поздравить господина подполковника Преображенского полка, а притом от искреннего сердца желаю, чтобы господин полковник [императрица] к вам милостив был.
При сем прилагаю письмо, а притом и достойное вам в похвалу сочинение от общего нашего приятеля Н.Н. Папафило, который от радости вашего благополучия столь восхищен и весел, чтоб я желал, чтоб вы самолично его видеть изволили, тем паче, как он вас много любит.
Мыза моя Каменный Нос стоит праздно, а ежели ваше превосходительство в свободное время и иногда рассудите от дел успокоиться, то б я охотно тем служить вашему удовольствию почел бы за милость вашего ко мне благодеяния, о чем от меня и писано в Петербург».
Так искали расположения нового любимца не только бывшие его друзья, но и многие лица совершенно ему незнакомые. Потемкин получил несколько хвалебных стихов, прославлявших его подвиги и заслуги, и императрица была права, говоря, что город был занят новым подполковником. Говор в столице еще более усилился, когда узнали, что прежний фаворит А.С. Васильчиков выехал из дворца.