Читаем Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 полностью

Прибытие Потемкина в Петербург и быстрое его возвышение было совершенно неожиданно для многих, и даже для родных. Никто не подозревал о существовании переписки между им и императрицею, и когда Григорий Александрович заявил, что в армию больше не поедет, то первое время никто не мог объяснить причины тому. «На другой день рано (т. е. 1 марта) был у матушки вашей Дарьи Васильевны, – писал Потемкину Иосиф Сатин[366], – и что вы мне изволили приказывать, что ваше превосходительство в армию не поедете и скоро пришлете за обозом курьера, докладывал. И как матушка, так зять ваш и сестрица сему случаю недомыслятся основания, к чему ваше удержание в Санкт-Петербурге назначено, то и меня о том с великим прошением спрашивали, чтоб я сказал, ежели знаю; но мне, не зная, сказать было нечего».

Скоро недоразумения разъяснились, и товарищи по армии спешили поздравить его с новым назначением. Одни ограничивались простым поздравлением, а другие присоединяли и просьбицу. «Так как все сказывают, – писал В. Левашев[367], – что вы пожалованы генерал-адъютантом, то я вас с тем и имею честь поздравствовать от искреннего сердца и притом сказать, что я этому не очень рад, по причине того, что я вас не буду видеть, живучи так далеко и имев так редкие способы ездить в Петербург. Я же скоро еду в армию: рассудите, каково ехать из Москвы мне, которому здесь очень весело и ехать не хочется; одним словом, ехать приходится. Однако, может быть, я уже так долго пишу, что вас и беспокою; для того и конец письму, желая только, чтоб вы меня любили по-старому и знали, что я, не шутя, ваш верный слуга».

На том же самом письме находилась приписка от Матвея Муромцева:

«Что я не пишу особливого письма, то простишь, а присоединяю и мое поздравление при сем же письме от господина обер-повесы. Ты можешь себе представить, Григорий Александрович, сколько преданнейшие твои, между коими и аз многогрешный, обрадован твоему благополучию и сколько усердно поздравляю. Правда, что и я скажу вместе с Левашевым, что жаль, что не будем вместе. Вот, голубчик, ты и достиг к тихому пристанищу, да только наше дитятко неуживчиво, чтобы опять военная кровь не взыграла!..»

На этот раз предположения Муромцева не оправдались, и Потемкин не думал о возвращении в армию. Новый любимец становился твердою ногою между интригующими партиями и постепенно приобретал все большую силу и значение. Две недели спустя после пожалования звания генерал-адъютанта Григорий Александрович Потемкин, 15 марта, был назначен подполковником лейб-гвардии Преображенского полка[368]. Императрица была настолько занята возвышением своего фаворита, что в тот же день писала Бибикову[369]: «Друга вашего, Потемкина, весь город определяет быть подполковником в полку Преображенском. Весь город часто лжет, но сей раз я весь город во лжи не оставлю и вероятие есть, что тому быть так. Но спросишь: какая нужда мне сие к тебе писать, на что ответствую – для забавы. Если бы здесь был, не сказала бы, но прежде нежели получишь сие письмо, дело уже сделано будет. Так не замай же: я первая вам скажу; меня уверяют, что оно вам не противно, а кто уверяет, не скажу».

Назначение подполковником ясно указывало всем на прочность положения Г.А. Потемкина, и искателей его покровительства явилось еще более. М. Муромцев просил дать ему место и избавить от службы в Генеральном штабе[370]; Иосиф Сатин – исходатайствовать пожалование ему в Полоцкой провинции староства Сыцкова; князь Юрий Трубецкой – устроить его так, «чтоб я жил с тобою поближе; сделай сие скорее и знай, что я, почтя и полюбя тебя безо всякой твоей степени, навсегда уже, конечно, чтить и любить тебя буду»[371].

«Всеусердно, – писал князь Алексей Волконский[372], – имею честь поздравить господина подполковника Преображенского полка, а притом от искреннего сердца желаю, чтобы господин полковник [императрица] к вам милостив был.

При сем прилагаю письмо, а притом и достойное вам в похвалу сочинение от общего нашего приятеля Н.Н. Папафило, который от радости вашего благополучия столь восхищен и весел, чтоб я желал, чтоб вы самолично его видеть изволили, тем паче, как он вас много любит.

Мыза моя Каменный Нос стоит праздно, а ежели ваше превосходительство в свободное время и иногда рассудите от дел успокоиться, то б я охотно тем служить вашему удовольствию почел бы за милость вашего ко мне благодеяния, о чем от меня и писано в Петербург».

Так искали расположения нового любимца не только бывшие его друзья, но и многие лица совершенно ему незнакомые. Потемкин получил несколько хвалебных стихов, прославлявших его подвиги и заслуги, и императрица была права, говоря, что город был занят новым подполковником. Говор в столице еще более усилился, когда узнали, что прежний фаворит А.С. Васильчиков выехал из дворца.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее