Читаем Пугачев и его сообщники. 1774 г. Том 2 полностью

«Что касается до Челябы, – доносил Деколонг, – которую по необходимости буде бы принужденно будет оставить, то как я прежними рапортами уверял и ныне повторяю: сей город ничего не стоящий и нимало важного в нем не зависит, так как бы слобода себя содержит и понапрасну войска в нем будут находиться». Находясь сам всего в 60 верстах от Челябинска, генерал Деколонг не двигался с места и, опасаясь, что Пугачев обрушится на него всеми своими силами, предписал майору Гагрину «к походу состоять в ежеминутной готовности»[439].

За три дня перед тем Гагрин получил письмо полковника Василия Бибикова, в котором тот просил передать защиту Челябинска генералу Деколонгу, а самому с отрядом идти на защиту Екатеринбурга[440].

Гагрин решительно не знал, кого ему спасать. В окрестностях Екатеринбурга было все спокойно, полковник Василий Бибиков имел достаточные силы, чтобы не только защищать город, но и водворить спокойствие в окрестностях[441]. Деколонг также располагал гораздо большими силами, чем Гагрин, у которого было всего 861 человек, считая в том числе и плохо вооруженных жителей. Не зная, как поступить, Гагрин спрашивал главнокомандующего: к кому ему идти на соединение: к Деколонгу или Бибикову? Или же оставаться в Челябинске до прибытия гарнизона[442]. Настойчивые требования Деколонга заставили, однако же, майора Гагрина не ожидать решения главнокомандующего, и, имея в виду, что в окрестностях Челябинска «российский народ, кроме иноверцев, по пришествии в прежнее повиновение, состоит в должном порядке, тишине и спокойствии», Гагрин пошел на соединение с Деколонгом[443].

Таким образом, Челябинск был опять предоставлен самозащите, а Деколонг 3 мая с тремя легкими полевыми командами двинулся к Чебаркульской крепости. Отсюда он прошел в Верхнеяицкую, где, оставаясь в течение нескольких дней, пропустил Пугачева, дал ему возможность выбраться из гор и вновь овладеть целым рядом крепостей.

Несколько недель, проведенных Пугачевым на Белорецком заводе, были употреблены им с пользой. Разосланные эмиссары, указы и приказание самозванца подняли всю Башкирию. Собираясь вооруженными толпами в разных местах, башкирцы грабили селения, заводы и намерены были идти на соединение с самозванцем[444]. Посланный для успокоения их подполковник Лазарев доносил, что русские селения покорились, а башкирцы об этом и не думают[445].

Князь Щербатов по прибытии своем в Оренбург отправил башкирцам увещание, в котором обещал полное прощение всем тем, которые оставят самозванца и придут в полное повиновение правительству.

«Знаком повиновение требую от них, – доносил он[446], – дабы каждый старшина, собрав с своего ведомства, по возможности, некоторое число людей, присоединился с ними к войскам вашего императорского величества, для истребления как самого обольстившего их злодея, так и злых его сообщников. Между тем всем воинским командирам предписал, дабы каждый, требуя исполнение сего от находящихся по близости его старшин, приказал в виду своем производить сие собрание. Не повинующихся же захватывать и вместо их, по согласию народному, выбирать в сие звание других, более к должности подданного усердствующих».

Получив такое воззвание, башкирцы собрались было в нескольких пунктах на совещание и высказывали желание покориться, но прибывшие к ним посланные самозванца и его воззвание изменили их намерение. Сторонники Пугачева осуждали действия правительства, указывали на жестокость и варварства местных властей и грозили истязанием за теперешние беспорядки. Собравшиеся на совещание помнили хорошо, что в марте одному из пойманных в Карагайской крепости башкирцев комендант полковник Фок приказал отрезать нос, уши и на правой руке все пальцы. В таком виде оперированный башкирец был выпущен из крепости «для воздержание товарищей» и объявление им, чтобы прекратить буйство, «в противном случае жестокой казни не минуют»[447]. Вожаки указывали также и на воззвания, обращенные к народу, в которых требовалась покорность и слышались только одни угрозы и в будущем наказание. Одно из таких воззваний принадлежит коменданту Верхнеяицкой дистанции.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее