«Что касается до Челябы, – доносил Деколонг, – которую по необходимости буде бы принужденно будет оставить, то как я прежними рапортами уверял и ныне повторяю:
За три дня перед тем Гагрин получил письмо полковника Василия Бибикова, в котором тот просил передать защиту Челябинска генералу Деколонгу, а самому с отрядом идти на защиту Екатеринбурга[440]
.Гагрин решительно не знал, кого ему спасать. В окрестностях Екатеринбурга было все спокойно, полковник Василий Бибиков имел достаточные силы, чтобы не только защищать город, но и водворить спокойствие в окрестностях[441]
. Деколонг также располагал гораздо большими силами, чем Гагрин, у которого было всего 861 человек, считая в том числе и плохо вооруженных жителей. Не зная, как поступить, Гагрин спрашивал главнокомандующего: к кому ему идти на соединение: к Деколонгу или Бибикову? Или же оставаться в Челябинске до прибытия гарнизона[442]. Настойчивые требования Деколонга заставили, однако же, майора Гагрина не ожидать решения главнокомандующего, и, имея в виду, что в окрестностях Челябинска «российский народ, кроме иноверцев, по пришествии в прежнее повиновение, состоит в должном порядке, тишине и спокойствии», Гагрин пошел на соединение с Деколонгом[443].Таким образом, Челябинск был опять предоставлен самозащите, а Деколонг 3 мая с тремя легкими полевыми командами двинулся к Чебаркульской крепости. Отсюда он прошел в Верхнеяицкую, где, оставаясь в течение нескольких дней, пропустил Пугачева, дал ему возможность выбраться из гор и вновь овладеть целым рядом крепостей.
Несколько недель, проведенных Пугачевым на Белорецком заводе, были употреблены им с пользой. Разосланные эмиссары, указы и приказание самозванца подняли всю Башкирию. Собираясь вооруженными толпами в разных местах, башкирцы грабили селения, заводы и намерены были идти на соединение с самозванцем[444]
. Посланный для успокоения их подполковник Лазарев доносил, что русские селения покорились, а башкирцы об этом и не думают[445].Князь Щербатов по прибытии своем в Оренбург отправил башкирцам увещание, в котором обещал полное прощение всем тем, которые оставят самозванца и придут в полное повиновение правительству.
«Знаком повиновение требую от них, – доносил он[446]
, – дабы каждый старшина, собрав с своего ведомства, по возможности, некоторое число людей, присоединился с ними к войскам вашего императорского величества, для истребления как самого обольстившего их злодея, так и злых его сообщников. Между тем всем воинским командирам предписал, дабы каждый, требуя исполнение сего от находящихся по близости его старшин, приказал в виду своем производить сие собрание. Не повинующихся же захватывать и вместо их, по согласию народному, выбирать в сие звание других, более к должности подданного усердствующих».Получив такое воззвание, башкирцы собрались было в нескольких пунктах на совещание и высказывали желание покориться, но прибывшие к ним посланные самозванца и его воззвание изменили их намерение. Сторонники Пугачева осуждали действия правительства, указывали на жестокость и варварства местных властей и грозили истязанием за теперешние беспорядки. Собравшиеся на совещание помнили хорошо, что в марте одному из пойманных в Карагайской крепости башкирцев комендант полковник Фок приказал отрезать нос, уши и на правой руке все пальцы. В таком виде оперированный башкирец был выпущен из крепости «для воздержание товарищей» и объявление им, чтобы прекратить буйство, «в противном случае жестокой казни не минуют»[447]
. Вожаки указывали также и на воззвания, обращенные к народу, в которых требовалась покорность и слышались только одни угрозы и в будущем наказание. Одно из таких воззваний принадлежит коменданту Верхнеяицкой дистанции.