Пугалки для барышень. Не для хороших девочек

Я окончила университет и нашла работу. Излечившись от подростковой зацикленности на латинских терминах, я начала свою карьеру, готовая муштровать слова любого текста с той суровостью, которой они заслуживают. К тому времени я прочла всего Джорджа Оруэлла. Поэтому в тот день, когда я приехала в расположенный на побережье город, чтобы приступить к работе в качестве стажера в чуть менее почтенной из двух ежедневных газет метрополии, меня переполняла уверенность в том, что я не из тех, кто напишет приступить к… там, где на самом деле требуется сказать начать.

Я не собиралась заваливать факты сугробами заумных терминов. Нет, мною было принято решение, что мои слова будут весомыми, как деревянные дубинки, сделанные из крепких англосаксонских корней.

Я стала репортером в отделе искусства. Не подумайте, что моя работа была сплошным гламуром. Мои предшественники на этом поприще получили гораздо более престижные должности, такие как специальный корреспондент на шоу хризантем или главный репортер по животным. И можете мне верить, эти спецы по животным и цветам куда чаще попадали на полосы газеты, чем я. Первые дни моей профессиональной карьеры были потрачены впустую на интервью с серьезными молодыми музыкантами, которые одевались во все черное и любили употреблять слово эклектичный.

— Наш стиль на самом деле, можно сказать, эклектичный. Мы не хотим относить себя к какой-то определенной категории творцов, — провозглашали эти оригиналы.

Они все так говорили, а через пять минут ложились в круг головой к центру, как спицы в колесе, чтобы мы смогли сфотографировать их головы в районе центра композиции. А перед интервью они прицепляли ноты к усилителю и часами лабали свои немелодичные кавер-версии. Некоторое время я клала по доллару в жестянку на моем письменном столе каждый раз, когда слышала слово эклектичный. Я была практически уверена, что через пару лет этих накоплений хватит на автомобиль и я смогу сменить свою малолитражку на что-нибудь более достойное, например маленький старый «триумф спитфаир» или «фиат бамбино». Но недели три спустя, когда в жестянке накопилось целых двадцать семь долларов, я купила на распродаже красные замшевые туфельки с завязками. Впрочем, мне так и не удалось их поносить, потому что, стоило мне встать на ноги, они начинали так жать, что ногти на ногах чернели (Богиня Туфель, надо полагать, была в отпуске).

Но я отклонилась от главной темы, суть которой, как вы наверняка уже догадались, заключается в том, что я все же взяла за обедом интервью у актера в желтом бальном платье, потом мы ели рыбу с жареной картошкой, а он всего лишь раз изменил своей торжественной клятве (в одну из его фраз затесалось слово эмоция), и к концу (он бы сказал к завершению) обеда я была почти уверена, что влюбилась без памяти.

У волка есть язык

На вечеринке после премьеры он лизнул меня в ухо.

— Ты пахнешь малиной, — сказал он.

— Клубникой, — поправила я: так пахли мои любимые духи.

— Все равно эротично.

— Берегись! Это слово на букву «э».

Но когда он отвез меня к себе домой, на квартиру, которую снимал с друзьями, и уложил в постель, нам уже не нужно было слов. В комнате, больше похожей на логово, мы лизали, кусали, сосали и целовали друг друга. Мы играли друг другом грубовато и неловко, словно волчата-подростки. Мы то сворачивались, то разворачивались, как заводные щенки. А потом вместе стояли под душем в полной темноте. При попадании горячей воды на кожу я чувствовала зуд на месте его укусов. И еще помню, как жадно вдыхала носом пар, поднимавшийся от его тела.

Мы вернулись в постель и провели там остаток дня, ленивые, словно львы в жаркий полдень, и лишь изредка пробуждаясь от дремы ради еды или любви. Вечером я пошла с ним в театр и у служебного входа позволила ему в страстном поцелуе втянуть в свой рот мой язык.

— Удачи! — пожелала я, когда мы разжали объятия, и сразу вспомнила, что так говорить не принято.

Слово Рози Литтл О театральных традициях

Свист за сценой, упоминание одной шотландской пьесы, пожелания удачи — все это в театре под запретом. Вместо удачи можно, конечно, пожелать, чтоб ты ногу сломал, — это выражение, возможно, когда-то символизировало надежду на то, что если актер или актриса сыграют хорошо, то по окончании спектакля им придется много раз приседать в поклоне или нагибаться за брошенными на сцену монетами. Однако не исключено, что это выражение имеет прямое отношение к знаменитой ноге актера Джона Уилкса Бутса, убийцы Авраама Линкольна, который действительно сломал ее при попытке к бегству в тысяча восемьсот шестьдесят пятом году, когда неудачно прыгнул на сцену театра.