Пуговичная война. Когда мне было двенадцать

Последний урок прошел в унынии. Перемена закончилась без обычных потасовок в почти полном молчании, его прерывали разве что таинственные переговоры и совещания вполголоса, и это еще больше заинтриговало учителя. День был испорчен, перспектива остаться после уроков полностью истощила юношеский энтузиазм учеников и заглушила их порывы к действию.

– Чем бы заняться сегодня вечером? – размышляли деревенские, когда Гамбетт и оба Жибюса разошлись по домам: один – на свое побережье, двое других – в Вернуа.

Курносый предложил партию в шары, потому что играть в догонялки никто не захотел. После сражений на Соте это подобие войны казалось таким пресным…

Друзья отправились на площадь и поиграли в квадраты с одним шаром, «взаправду, а не понарошку», пока наказанные проводили лишний час в классе, переписывая лекцию Бланше по истории Франции, которая начиналась следующими словами: «Мирабо от рождения был колченог и косноязычен{37}; два коренных зуба, имевшихся у него во рту, свидетельствовали о его силе…» и т. д., на что им было ровным счетом плевать.

Пока они переписывали, их блуждающее внимание ловило восклицания играющих, доносящиеся из открытых окон:

– Все. Ничего! Я раньше сказал! Обманщик! Не попал! Целься в Курносого! Бам! Убит! Сколько у тебя шаров? Три. Врешь, по крайней мере еще два! Ну-ка, отдай, грязный вор! Поставь их в квадрат, если хочешь играть, мой мальчик… Плевать я хотел, щас подойду к кучке и всё разобью.

«До чего всё-таки круто играть в шары, – думали Тентен и Лебрак, в третий раз переписывая „Мирабо от рождения был колченог и косноязычен…“».

– Ну и видок, наверное, был у этого Мирабо! – заметил Лебрак. – Когда наконец пройдет этот час?

* * *

– Вы моего брата не видели? – спросила Мари, проходя мимо игроков, жарко спорящих о сомнительном шаре.

Ее вопрос мгновенно успокоил друзей, мелкие интересы, вызванные игрой, исчезли при первом же напоминании об их великом поприще.

– Я сшила мешочек, – добавила она.

– Ух ты! Покажи!

И Мари Тентен продемонстрировала ошеломленным и оцепеневшим от восхищения воинам мешочек с завязками из нового гризета размером с два мешочка для обычных шаров. Прочный мешочек, аккуратно сшитый, с двумя новыми тесемками, позволяющими так туго стянуть отверстие, что ничего оттуда не вывалится.

– Чертовски здорово! – рассудил Курносый, чьи глаза излучали благодарность, выразив таким образом верх восхищения. – Теперь мы в порядке!

– Скоро они выйдут? – спросила девочка, которой сообщили о том, в каком положении оказались ее брат и дружок.

– Через десять-пятнадцать минут, – подсчитал Крикун, взглянув на башню колокольни. – Подождешь?

– Нет, – ответила она, – боюсь, как бы меня не увидели с вами, а то скажут моей матери, что я «шкетка». Я ухожу, а брату скажите, чтобы тоже шел, как только появится.

– Да-да, скажем, будь спокойна.

– Я буду у дверей, – добавила она и побежала к дому.

В ожидании узников томительная партия продолжалась.

Действительно, через десять минут Лебрак и Тентен, исполненные отвращения к молодому колченогому и т. д. Мирабо, предстали перед игроками, покуда те, завершив игру, делили между собой шары.

Тентену передали слова Мари, и он, не теряя времени, воскликнул:

– Я побежал, эти чертовы пуговицы намяли мне ляжку, и, черт возьми, я все время боюсь потерять их!

– Сложишь их в мешочек и возвращайся, – попросил Курносый.

Тентен кивнул и галопом помчался за сестрой.

Он появился точно в тот момент, когда его отец выходил из конюшни, помахивая кнутом, чтобы выгнать скотину на водопой.

– Тебе что, делать нечего? Да? – произнес он, увидев, что мальчишка устраивается подле сестры, с подчеркнутым увлечением штопающей чулок.

– Ой, я уже выучил уроки, – отвечал сын.

– Ага! Так-так-так…

С этими смутными восклицаниями отец покинул их и погнался за Гриве, которая яростно чесала шею об изгородь Большого Кула.

– Назад, кляча! – надрывался он, молотя рукояткой кнута по ее влажным ноздрям.

Едва отец исчез за первым домом, Мари достала наконец знаменитый мешочек, а Тентен опустошил свои карманы и разложил на фартуке сестры все распиравшее их богатство.

И они принялись не спеша складывать в мешочек сначала пуговицы, потом застежки и пряжки, и набор иголок, заботливо вколотых в кусочек ткани, и, наконец, шнурки, резинку, обрывки тесьмы и веревки.

И еще осталось место на случай, если войско захватит новых пленных. Это и правда было здорово!

Затянув завязки, Тентен поднес наполненный мешочек к глазам, точно пьяница – свой стакан, и взвесил казну. Упоенный восторгом, он позабыл о наказаниях и невзгодах, уже выпавших на его долю казначея. Но тут «цок-цок-цок» сабо Крикуна, двойными ударами стучащих по земле, заставил его наклонить голову и взглянуть на дорогу.

Запыхавшийся Крикун с встревоженными глазами подбежал прямо к ним и воскликнул замогильным голосом: