Читаем Пуговичная война. Когда мне было двенадцать полностью

Согласно принципам, пару дней назад сформулированным Лебраком, Тентен начал орать и вопить во всю мочь еще до того, как отец к нему прикоснулся, но еще громче и страшнее он завизжал, когда деревянные подошвы прошлись по его заду. Он испускал такие резкие вопли, что в кухню в слезах вбежала испуганная и взволнованная Мари, и даже пораженная мать умоляла супруга не колотить сына так сильно, полагая, что тот и впрямь терпит смертную муку. Или почти.

– Да я его совсем и не тронул, этого негодяя, – отвечал отец. – В другой раз научу его, как орать из-за ерунды. Я тебе дам копаться в ящиках матери! Если только я хоть раз обнаружу пуговицы у тебя в кармане!

VIII. Другие приемы

Я многих перебрал в необозримом кругеМоей империи, ищу и до сих пор…Жан Расин. «Британик». Акт II, сц. 3[28]

– Нет, нет, не хочу больше казны! С меня хватит! Я больше не могу не сражаться, не могу переписывать всякую белиберду про Мирабо, сидеть после уроков и получать затрещины! Плевать мне на пуговицы! Пусть их забирает кто хочет! Не всё же одному и тому же получать! Если отец найдет у меня в кармане хоть одну пуговицу, он сказал, задаст мне такую трепку, какой я еще в жизни не видал.

Так говорил казначей Тентен на следующее утро, вручая генералу сшитый сестрой плотно набитый хорошенький мешочек.

– И всё же надо их у кого-то прятать, – твердил Лебрак. – Тентен и правда совсем не может больше хранить их, за ним следят. В любой момент он должен быть готов, что его обыщут. Гранжибюс, придется тебе их взять. Ты не живешь в деревне, твой отец никогда не догадается, что они у тебя.



– Таскать этот мешок отсюда в Вернуа и из Вернуа сюда каждый день. Туда и обратно? И что, не сражаться? Мне, одному из самых сильных, самых лучших солдат Лонжеверна?! Уж не смеешься ли ты случайно надо мной? – возразил Гранжибюс.

– Тентен – тоже хороший солдат, но он же согласился!

– Чтобы меня обокрали в школе или по пути домой! А ты не думаешь, что как-нибудь вечерком вельранцы подстерегут нас, а Нарсис забудет спустить Турка с цепи! А когда мы вообще не придем в школу, что вы будете делать тогда? Соображаешь?

– Можно прятать мешок в классе, прямо в парте, – предложил Було.

– Вот дурак! – усмехнулся Крикун. – Когда это ты будешь прятать их в классе? Пуговицы нужны нам как раз после четырех, дурень, а не во время уроков. Ты что, собираешься потом возвращаться, чтобы спрятать их? Ну-ка, расскажи, хитрец, как это!

– Нет! Нет! Все неправы. Так не пойдет, – размышлял Лебрак.

– А где Курносый и Гамбетт? – спросил какой-то малыш.

– Не суйся, – строго отвечал командир. – Они на своем месте, я – на своем. А ты, черт возьми, займись делом. Понял?

– Ой, я спросил, потому что, может, Курносый мог бы забрать мешок. К себе на дерево. Ему бы это никак не помешало…

– Нет и нет! – грозно повторил Лебрак. – Ни Курносый и никто другой. Я придумал. Просто надо найти тайник, чтобы спрятать там наше добро.

– Только не в деревне! Вдруг найдут!..

– Нет, – согласился главнокомандующий. – Местечко надо искать на берегу Соты, например наверху, в старых карьерах.

– Надо, чтобы это было сухое место, потому что, если иголки заржавеют, они уже не годятся. И потом нитка от сырости сгниет.

– Если бы еще можно было найти тайник для мечей, и для копий, и для палок! Мы вечно рискуем, что у нас их отберут.

– Вчера отец бросил мой меч в печку. А прежде сломал его, – простонал Було. – У меня остался только кусочек веревки от рукоятки, да и тот обгорел.

– Да, – заключил Тентен, – вот именно. Надо найти местечко, тайник, какую-нибудь дыру, чтобы сложить туда всё наше добро.

– А что, если построить хижину, – предложил Крикун, – такую, что будь здоров, где-нибудь в заброшенном укромном карьере. В некоторых и так уже есть совсем готовые большие пещеры. Доделаем их, построим стены, а для крыши найдем столбы и обрезки досок.

– Это было бы чертовски здорово, – подхватил Тентен, – настоящую хижину с постелями из сухих листьев, чтобы можно было отдохнуть, с очагом, чтобы разжечь огонь и устроить пир, когда у нас появятся монеты.

– Решено, – подтвердил Лебрак, – построим хижину на берегу Соты. Спрячем там казну, снаряды, пращи, запасем хороших камней. Смастерим «сидаловы», чтобы сидеть, кровати, чтобы лежать, стойки, чтобы хранить мечи, выведем трубу и будем собирать хворост для очага. Как же это будет здорово!

– Надо сразу же найти место, – поторопил Тентен, которому не терпелось как можно скорее определиться с судьбой своего мешочка.

– Нынче же вечером, да, нынче вечером поищем, – согласилась возбужденная компания.

– Если только вельранцы не придут, – уточнил Лебрак. – Правда, Курносый и Гамбетт кое-что для них готовят, чтобы они оставили нас в покое. Если получится, так и будет; если нет – ну что же, тогда выберем двоих, которые отправятся подыскивать наиболее подходящее место.

– А что делает Курносый? Ну скажи нам, Лебрак, – попросил Бакайе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды – липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа – очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» – новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ханс Фаллада

Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века
Место
Место

В настоящем издании представлен роман Фридриха Горенштейна «Место» – произведение, величайшее по масштабу и силе таланта, но долгое время незаслуженно остававшееся без читательского внимания, как, впрочем, и другие повести и романы Горенштейна. Писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, Горенштейн эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». При этом его друзья, такие как Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов, были убеждены в гениальности писателя, о чем упоминал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Современного искушенного читателя не удивишь волнующими поворотами сюжета и драматичностью описываемых событий (хотя и это в романе есть), но предлагаемый Горенштейном сплав быта, идеологии и психологии, советская история в ее социальном и метафизическом аспектах, сокровенные переживания героя в сочетании с ужасами народной стихии и мудрыми размышлениями о природе человека позволяют отнести «Место» к лучшим романам русской литературы. Герой Горенштейна, молодой человек пятидесятых годов Гоша Цвибышев, во многом близок героям Достоевского – «подпольному человеку», Аркадию Долгорукому из «Подростка», Раскольникову… Мечтающий о достойной жизни, но не имеющий даже койко-места в общежитии, Цвибышев пытается самоутверждаться и бунтовать – и, кажется, после ХХ съезда и реабилитации погибшего отца такая возможность для него открывается…

Александр Геннадьевич Науменко , Леонид Александрович Машинский , Майя Петровна Никулина , Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Саморазвитие / личностный рост