Пуговицы

– Ладно, вы идите, я сейчас к чаю накрою и позову, – сказала мама Бэзила, когда уже все обсудили, а тарелки опустели. – Машенька мне поможет.

Мы никогда с ней не болтали и по душам не разговаривали. Она не искала моей дружбы и не пыталась сблизиться. Была приветлива, добра и внимательна, но не более. Я даже полного имени ее не знала и называла просто тетей Алей. И когда она так заговорщицки попросила меня остаться, мне это показалось несколько странным. Какое-то время я передавала ей со стола тарелки, чтобы загрузить посудомойку.

– Ты ведь понимаешь, о чем я хочу спросить? – наконец сказала она полушепотом, хотя голоса Бэзила и Антона доносились откуда-то из дальних комнат.

– Не очень, – призналась я.

– Про Надьку Сорокину. – Она хитро улыбнулась. – Эти мне не разрешают про нее говорить. Сразу орать начинают. Но мне же любопытно.

Я рассмеялась:

– На меня тоже все ругаются из-за этого.

– Мужики, – отмахнулась она, – всегда самое интересное считают глупостью.

От ее понимания и участия на душе потеплело. Впервые кто-то сам завел разговор о Наде и был готов обсудить со мной все, что случилось. Тот, кто был в теме и знал, какая она.

– Вася говорил, что ты очень увлечена этим расследованием.

– Не то чтобы увлечена… – Я задумалась, как лучше объяснить.

– Ладно-ладно! – Тетя Аля нетерпеливо похлопала меня по руке. – Расскажи, что знаешь.

– По правде говоря, я по-прежнему ничего особо не знаю. После того как Надежду Эдуардовну похоронили, вообще все стихло. Я вчера звонила в полицию, но они, кажется, так никого и не ищут.

– Конечно, не ищут. Это же полиция. Ждут, когда подвернется кто-нибудь, на кого можно будет повесить и Надю, и десяток других нераскрытых дел. – Мать Бэзила вытерла руки полотенцем и обняла меня за плечи. – Я ведь помню, как Надька пыталась тебя из школы вытурить. Весь родительский комитет накрутила. Хорошо, я знала, что это за девица, и объяснила другим родителям, с кем они имеют дело.

– Спасибо.

– Ну что ты, за что спасибо? Я надеялась, Тамара ее выгонит, но она ни в какую.

– Да, я знаю. Моя бабушка тоже хотела, чтобы ее убрали из школы.

– Твоя бабушка была железной женщиной. С ней никто не мог справиться. Если бы она так рано не умерла, то наверняка достала бы Надьку.

– Она, даже умерев, ее достала, – невесело пошутила я.

– Она как-то с этим связана? – Глаза тети Али с любопытством распахнулись. – Со смертью Нади?

– Самое непонятное в этом знаете, что? Что ни у кого нет уверенности, что нашли именно Надю.

– То есть как? – опешила тетя Аля.

– У той женщины, которую достали из колодца, лицо было облито кислотой, а одежда вся истлела. Просто кто-то сказал, что это Надя, все и поверили.

– Не может быть. – Тетя Аля едва дышала.

– Я звонила в полицию, спрашивала, но они со мной не захотели разговаривать. Так что нам остается только догадываться. В любом случае, Надю или кто там был, уже похоронили.

– Ну бардак… – протянула она. – Ты меня поразила, конечно.

– Это всего лишь предположение.

Тетя Аля подошла к окну и застыла, глядя в темноту.

– Приходи к нам на Новый год. Мы кучу гостей наприглашали – посидим, потом пойдем фейерверки запускать и с горок кататься. Будет весело.

Когда я вошла в комнату Бэзила, он стоял в лоджии, облокотившись о раму открытого окна, разговаривал по телефону и курил. Тянуло ледяным холодом. Я подошла.

– Он звонил и спрашивал про машину, – говорил Бэзил, – без понятия, откуда инфа. Сомневаюсь, что она знает. Погоди, не психуй. По-твоему уже было, теперь сделаем по-моему. Пошел ты сам!

Закончив разговор, Бэзил сунул телефон в карман, резко повернулся и, заметив меня, вздрогнул.

– Мама зовет пить чай, – сказала я.

– Забвение – вот тайна вечной молодости. Мы стареем только из-за памяти. Мы слишком мало забываем.

– Чего? – не поняла я.

– Тема моего варианта: «Жизнь мертвых продолжается в памяти живых». У меня на уроке все цитаты из головы вылетели, а сейчас на тебя посмотрел и неожиданно вспомнил. Муть какую-то понаписал. Надеюсь, зачтут.

– Уж лучше это, чем про зло.

– Удивительно. Почему, когда надо вспомнить, я не помню, а когда не надо, само собой лезет?

– Потому что ты тратишь все силы на то, чтобы вспомнить, а не на само воспоминание.

– И в чем разница?

– Когда ты играешь в свой футбол, ты же думаешь о том, чтобы забить мяч в ворота, а не о том, как бежать. Если ты во время игры будешь думать о том, как переставляешь ноги, ты никогда не забьешь гол. Как-то раз, спускаясь по лестнице, я почему-то стала думать о том, как наступаю на ступеньки, как моя нога соприкасается с их поверхностью и что очень важно не промахнуться. Короче, я чуть не свалилась и еле-еле доползла до низа.

– И что тогда делать?

– Не зацикливаться, пытаясь вспомнить.

– Если я не буду пытаться вспомнить, я вообще ничего не напишу.

– Напишешь, просто не сразу.

– Ага, лет через десять.

– Вась! – Я взяла его за руку, повернула ладонью вверх и накрыла своей в дружеском пожатии. – Ты должен мне все рассказать. Сейчас уже пора. Правда. Мы и так слишком сильно запутались. Что с Надиной машиной? Скажи честно. Вы видели, как она уехала на ней?