Пуговицы

– Привезла тебе тут всякого – потом посмотришь. – Я отдала ей пакет, набитый помадами, лаками, пробниками кремов и духов, которые я выпросила специально для нее у одной нашей общей знакомой, работающей в ТЦ в «Л’Этуале», – тестеры, многие из них уже начатые, но для нас с Лизой это не имело значения.

– Спасибо! – заглянув в пакет, по-детски обрадовалась она. – А я уже думала, что ты про меня забыла.

– Нет, конечно. Как я могу? Ты на меня не обижаешься?

– За что?

– Ну, вот за то, что с тобой произошло, ведь это же случилось из-за меня.

– С чего ты взяла? – Лиза округлила глаза.

– Ты была в моей одежде, и я почти уверена, что столкнуть собирались меня.

– Ошибаешься. – Лиза потупилась. – Ты тут ни при чем.

– Эй, посмотри на меня. – Ухватив ее за подбородок, я заглянула в карие глазищи. – Ты знаешь, кто это сделал?

Она утвердительно взмахнула ресницами:

– Только про это никому нельзя говорить.

– Но мне-то можно?

– Я сама в этом виновата. Не знаю, о чем я думала.

– Так что?

– Когда я вышла от тебя, у подъезда поджидал Липа. Он потащился за мной и стал уговаривать никуда не ездить и не встречаться с Лешей. Всякую чушь нес, ну, я и разозлилась. Наговорила ему кучу гадостей, в общем, когда проходили мимо той ямы, я взяла и послала его, как ты и советовала. Тогда-то он и толкнул меня. А потом я уже помню только больницу.

– Вот это поворот! – ахнула я. – Поэтому он пытался повеситься? Ты же знаешь, да?

Лиза кивнула:

– Он мне прощальное письмо прислал. Очень грустное. И мне его почему-то стало жальче, чем себя. Или просто здесь обстановка такая. Я тогда еще не знала, что он не умер.

– Почему же ты мне не написала? Я бы сходила, выяснила все.

Лиза задумчиво пожала плечами:

– Бывают вещи, о которых, пока не подумаешь хорошенько, говорить не хочется. Я ведь винила в этом себя.

– Ну ты даешь. Он тебя толкнул, и ты еще виновата?

– Я тебе объясняю, что это сложно. Я ведь провоцировала его. Издевалась. Не только в тот день, всегда. А он меня любил по-настоящему. А Фил… Фил даже не написал.

В защиту Фила сказать мне было нечего.

– Зато Леша твой все время о тебе спрашивает.

– Он не мой. Я не хочу больше о нем вспоминать. Теперь ничего хорошего из этого не выйдет.

Лиза всхлипнула, я обняла ее, и мы немного постояли, пока она успокаивалась.

– А маме ты про Липу говорила?

Лиза затрясла головой:

– Никому не говорила. Хотя в первое время все допытывались. Просили вспомнить, что и как было. Присылали даже тетку какую-то – специалиста по шоковым состояниям. Но я и ей не сказала, только тебе. Не хочу, чтобы у Липы неприятности были. Он же мне все-таки «Скорую» вызвал и дождался, пока она приедет.

– Значит, кроме меня, никто не знает?

– Сеня маме своей рассказал. Она приходила сюда. Умоляла не предъявлять ему обвинений, потому что он сам уже себя наказал. Но я и не собиралась ничего предъявлять. – Лиза положила голову мне на плечо. – Обещаешь, что никому не скажешь?

– Конечно.

– Даже Томашу своему? А то он уж чересчур настойчиво расспрашивал про это.

– Ты разговаривала с Томашем?

– Сегодня перед обедом звонил. Я думала, у него от тебя нет секретов, – в ее голосе послышались знакомые ироничные нотки. – Он то ли пьяный был, то ли укуренный. Я спросила, зачем ему это, и он стал что-то мутное плести про Надю.

– Ну а ты чего?

– Сказала, пусть лучше с Липой поговорит. Сеня точно что-то знает, я это сразу поняла, когда он на светофоре Надин призрак углядел. Он мне признался тогда, что чего-то боится, но в подробности вдаваться отказался наотрез. Мне кажется, он что-то видел в тот вечер.

– Почему же ты не сказала мне раньше? Я себе всю голову сломала.

– Потому что это был его секрет. Вот как сейчас у нас с тобой про него. А теперь это больше не секрет, по крайней мере, он мне вчера так сказал и пообещал рассказать все, когда я вернусь.

Интересно, смогла ли бы я простить Липу, окажись на Лизином месте? Прежде я думала, что была бы рада любой любви, однако, выбирая между ней и сотрясением мозга, я бы предпочла все же сохранить мозги. На что Липа рассчитывал? Чего ожидал? Нет, конечно же, это был приступ отчаяния, слабости и обреченности. Из такого, как Липатов, через несколько лет получился бы отличный Раскольников. Но если верить в то, что зло помогает понять себя, есть надежда, что до него наконец дошло, что одной домашки для любви недостаточно.

Дома у Бэзила было так, как мне представлялось, когда я заглядывала в чужие окна. Его мама, сестра, Антон, да и сам Бэзил были по-домашнему приветливы и расслабленны. Усадили меня за стол, навалили огромную тарелку салатов и тут же накинулись с расспросами про Лизу. Едва успевая жевать, я рассказала, что она хорошо выглядит и совсем скоро ее выпишут. После чего они переключились на обсуждение ямы, стройки, выселение пятиэтажек и программу реновации Москвы. Затем перешли на политику, экономику, цены в магазинах, засилье «Пятерочек» и то, как они мухлюют с ценниками и скидками. Все это было мне неинтересно, но на удивление хорошо, потому что это был настоящий, правильный семейный ужин.