Пуговицы

Кого-то, как Женечку, выкидывают на помойку при рождении, а кто-то живет, привыкает, привязывается, любит и только потом становится пуговицей. Женечку подобрала Тамара, меня Яга, а Томаша – Надя. Может, нам даже повезло. Кто знает? Нестандартные пуговицы все равно ни к чему нормальному не подходят. Им семью не подберешь. Только для изнаночной стороны одежды годятся. Интересно, что сказал бы Женечка по поводу изнанки? Раз лицевая сторона означает правильность и порядок, то изнанка – это дестрой?

Интересно, могла бы я кого-нибудь убить по-настоящему? Бэзил считает, что я недостаточно злая. Не то чтобы для убийства, а в принципе. С моей печальной детской историей и собачьей жизнью я должна была озлобиться и ненавидеть людей. А я такая, словно все это мне безразлично. Я пыталась объяснить ему про пинг-понг, но он не понял. Надина мама двадцать лет жила, предпочитая мертвых живым, а мои живые – как мертвые. Вроде бы и суть разная, а результат один – пустота.

Обнаружить, что я думаю, было неожиданно. Я намеренно мысленно прошлась по воспоминаниям о Томаше, Бэзиле, Лизе и удовлетворенно открыла глаза. Тарелок на тумбочке не было. Мысли кое-как ворочались, пусть и не очень стройно, но то, что они были и я знала, кто я есть, не могло не радовать.

Я села на кровати. За окном валил снег. Густой, тяжелый, плотный. В комнате стоял полумрак. Может, и неплохо было бы перезимовать тут, как в берлоге, до апреля, а еще лучше до мая. Я внезапно почувствовала, что если сейчас же не съем чего-нибудь, то умру. Вспомнила про кнопку, о которой говорила Наташа. Долго искала ее, нашла, ткнула. На ней загорелась красная лампочка. Значит, работала. Умереть от голода я не успела. Пришла та же девушка, что делала мне укол, только волосы у нее теперь были розовые. Этот цвет ей шел больше. Лицо стало мягче и добрее.

– Я хочу есть, – заявила я без особой вежливости.

– Хорошо, – мило улыбаясь, кивнула она. – Как ты себя чувствуешь?

– Есть хочу.

– Я принесу.

– Сколько я спала?

– Не знаю! – Она пожала плечами.

– Какой сегодня день?

– Тоже не знаю. – Она рассмеялась, словно не знать, какой сегодня день, в порядке вещей. Потом пояснила:

– У нас здесь нет часов.

– А телефон есть? – Мне даже не хотелось выяснять, почему у них нет часов.

– Нет. Ну какие телефоны, что ты?

Сказала так, будто я спросила ее про наркотики, и посмотрела долгим, выжидающим взглядом. В ответ я уставилась на нее.

– Я понимаю, что ты хочешь домой, – произнесла она будто бы даже ласково, – но здесь тоже неплохо.

– Я не хочу домой.

– Обычно все хотят, – удивилась она.

– Я не все.

– Тебе на гарнир рис или вермишель?

– Мне просто еду. Любую.

Девушка вышла. Я забралась под одеяло, после короткого разговора чувствуя себя уставшей. Когда она вернулась, я почти задремала. Девушка поставила поднос с тарелками мне на колени, и я прочла у нее на бейдже имя – Яна.

Рис был с морковью и луком, но я с жадностью набросилась на еду.

– Ты почему здесь? – Яна осталась стоять надо мной.

– Издеваетесь? Я и сама не отказалась бы это узнать.

– Ты, наверное, богатая наследница? – с милой улыбкой поинтересовалась она.

Я чуть не подавилась:

– Ничего смешнее в жизни не слышала.

Яна разочарованно поморщилась:

– Может, ты чья-нибудь внебрачная дочь?

– С чего вы взяли?

– У тебя наверняка должны быть богатые и влиятельные знакомые.

– Нет. Деньги – это не про меня.

– Странно. – Она разочарованно поджала пухлые губы.

– Послушайте, это вы меня здесь держите, так что вам виднее, как и почему я тут оказалась.

– Знаешь что? – Яна села на край кровати. – Ты лучше так напряженно не разговаривай, а то они сделают тебе уколы не по графику, и будешь опять спать.

– Кто это «они»? Вы мне сами вчера делали. Ну, или не вчера. Позавчера, неделю назад. Не знаю. Тот, что в первый раз.

– Я не делаю уколы. Моя сестра делает.

– А можно мне укол не по графику? Пожалуйста. Скажите ей.

– Она придет позже.

– Когда?

– Откуда мне знать, здесь же нет часов.

– Мне очень нужно заснуть.

– Тогда спи. – Яна похлопала по одеялу.

– Но у меня не получается. Я начинаю думать, а я не хочу.

– Иногда это полезно.

– У меня больше нет сил думать.

– Попробуй считать пуговицы. Берешь мысленно по одной и перекладываешь их из одной кучки в другую.

– Я только и делала, что считала их. Во сне. Это ужас!

– Видишь. Я же говорю, помогает.

– Нет, не помогает. Это был кошмар.

– Раз спала, значит, помогает.

– Я хочу выйти! – Я скинула одеяло и села, поставив ноги на пол. – В коридор, туда, где люди.

– Пока рано.

– Почему?! Почему они могут ходить, а я нет? – Я собиралась схватить ее за плечо, но Яна быстро поднялась и отошла на безопасное расстояние.

– Я тебя понимаю, но предупреждаю: с нами лучше не связывайся. Особенно с моей сестрой.

– Я ни с кем не связываюсь, а всего лишь хочу выйти.

– И не пытайся сбежать.

– Я не пытаюсь. Просто сказала.

– Мы сбегали из разных таких мест раз двадцать.

– Так вы тоже заключенная?

– Нет, я сиделка. – Она снова говорила ласково. – Жизнь бывает такой непредсказуемой. Никогда не знаешь, с какой стороны окажешься.

– А вы случайно Надю не знали? Сорокину? Она год назад отсюда ушла.